Когда возник посольский приказ. Становление и формирование посольского приказа. Разделение приказа по повытьям
Висковатый Иван Михайлович (?-1570) - государственный деятель, дипломат, думный дьяк. Первый глава Посольского приказа (с 1549), один из главных чиновников государства. Из небогатых феодалов. В период опричнины обвинен в государственной измене и казнен.
Орлов А.С., Георгиева Н.Г., Георгиев В.А. Исторический словарь. 2-е изд. М., 2012, с. 84.
Висковатый Иван Михайлович (ск. 25.07.1570), государственный деятель, один из крупных деятелей правительства Ивана IV в 1550-1560-х. Выдвинулся благодаря личным качествам, а также потому, что активно проводил централизаторскую политику царя. Происходил из дворянского рода Висковатых, ветви князей Мещерских. В 1542 в качестве подьячего служил в Посольском приказе, с 1549 был назначен его главой, с 1553 - думным дьяком, с 1561 - печатником (хранителем государственной печати). Участвовал почти во всех переговорах с иностранными послами в 1550-60-х. Играл видную роль во внешней политике, был одним из сторонников Ливонской войны 1558-83. Иностранные дипломаты называли его «канцлером». Висковатый резко возражал против новшеств в иконописи (изображения бесплотных духов в виде человеческих образов). Был казнен по подозрению в участии в боярском заговоре и изменнических сношениях с Турцией, Крымом и Польшей.
Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа .
Висковатый Иван Михайлович (ум. 1570, Москва) - государственный деятель. Происходил из дворян. Служило 1542 подьячим в Посольском приказе. В 1549 возглавил его. На В. были возложены все дела, касающиеся внешних сношений. Он являлся посредником между иноземными послами и царем с Боярской думой. Образованнейший человек своего времени, В., кроме посольской деятельности, был известен как противник появившегося в Москве новшества в иконописании (изображение духов в человеческом образе). Несмотря на осуждение В. церковным собором 1554, его служебная карьера не пострадала, 9февр. 1561 был назначен "печатником", т.е. хранителем печати, за что иностранцы именовали его канцлером. В 1562 - 1563 ездил в Данию в составе посольства, а потом неоднократно назначался в состав боярских комиссий для переговоров с иностранными послами. В. выступал в защиту безвинно казнимых опричниками людей. Был обвинен в изменнической связи с крымцами, турками и поляками. 25 июля в присутствии Ивана Грозного и царевича Ивана проходили публичные казни, где палачами были опричники и те, кто желал доказать свою непричастность к "заговорщикам". От привязанного к столбу В. каждый из приближенных царя отрезал кусок тела. Опричник Иван Реутов, чей удар оказался смертельным, был обвинен в желании сократить муки В. Только смерть от чумы спасла Реутова от казни. Мать и вдова В. были заключены по приказу царя в монастырь, где и умерли.
Использованы материалы кн.: Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997.
Висковатый, Иван Михайлович - думный дьяк, первый начальник посольского приказа (...). Ещё в бытность его подьячим ему было поручено царём Иваном IV в 1549 "посольское дело". В течение более 20 лет он вёл переговоры со всеми иностранными послами, удивляя их своим дипломатическим искусством. Современники говорят о нём, как о человеке прямолинейном и смелом. В годы правления "избранной Рады" В. совместно с Адашевым руководил дипломатическим ведомством. Иван IV считал его религиозным вольнодумцем; за его критику новых направлений в области иконописи он едва не подвергся обвинению в ереси. В 1561 В. был назначен на должность печатника (т. е. хранителя печати). После падения "избранной Рады" В. продолжал руководить всей внешней политикой и участвовать в переговорах с иностранными послами. В 1562-63 он был в составе посольства, ездившего в Данию. На земском соборе 1566 В. рекомендовал заключить перемирие с Польшей, не требуя уступки спорных ливонских городов, но с условием вывода из них польских войск и нейтралитета Польши в русско-ливонской войне. Когда в 1569-70 Турция и Крым вступили в войну, В. был обвинён в измене, в самостоятельных сношениях с султанским правительством и с крымским ханом, а также в переговорах с польским королём о передаче ему Новгорода. Он был устранён от должности, по-видимому, в середине 1570, а в конце того же года казнён. Перед казнью В. энергично отрицал возводимые на него обвинения.
Дипломатический словарь. Гл. ред. А. Я. Вышинский и С. А. Лозовский. М., 1948.
Висковатый Иван Михайлович (ум. 25.VII.1570) - русский государственный деятель, один из крупных деятелей правительства Ивана IV Васильевича в 50-60-х годах 16 века. Выдвинулся благодаря личным качествам, а также потому, что активно проводил централизаторскую политику царя. Происходил из дворянского рода Висковатых, ветви князей Мещерских. С 1542 года - подьячий Посольского приказа, с 1549 года - его глава, с 1553 года - думный дьяк, с 1561 года - печатник (хранитель государственно печати). Участвовал почти во всех переговорах с иностранными послами в 50-60-х годах 16 века. Играл видную роль во внешней политике, был одним из сторонников Ливонской войны 1558-1583 годов. Иностранные дипломаты называли его «канцлером». Висковатый резко возражал против новшеств в иконописи (изображения бесплотных «духов» в виде человеческих образов). Казнен по подозрению в участии в боярском заговоре и в изменнических сношениях с Турцией, Крымом и Польшей.
Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. - М.: Советская энциклопедия. 1973-1982. Том 3. ВАШИНГТОН - ВЯЧКО. 1963.
Источники: Розыск или список о богохульных строках и о сумнении святых честных икон диака Ивана Михайлова сына Висковатого, "ЧОИДР", 1858, кн. 2, отд. 3.
Литература: Белокуров С. A., О Посольском приказе, М., 1906; Садиков П. A., Очерки по истории опричнины, М.-Л., 1950; Смирнов И. И., Очерки политической истории Рус. гос-ва 30-50-х гг. XVI в., М.-Л., 1958; Андреев Н. Е., О "Деле дьяка Висковатого", "Seminarium Kondakovianum", t. 5, Prague, 1932, с. 191-241.
Висковатый Иван Михайлович - русский государственный деятель, дипломат. Подьячий Посольского приказа (1542-1549). С 1549 года руководил приказом вместе с А. Адашевым.
С 1553 года - дьяк думный; с 1561 года - печатник. Играл видную роль во внешней политике, был одним из сторонников Ливонской войны 1558-1583 годов. В 1570 году был заподозрен в боярском заговоре и казнен.
Происхождение и дата рождения Ивана Михайловича Висковатого нам неизвестны. Впервые его имя упоминается в дипломатических делах 1542 года. Из них следует, что он был подьячим и писал перемирную грамоту с Польшей.
Иван Михайлович продвигался по службе благодаря своим способностям и старанию.
К тому же у него имелись покровители: скорее всего, ему благоволили родственники первой жены царя Ивана IV Анастасии - Захарьины.
С января 1549 года в посольских книгах все чаще встречается указание на то, что привезенные послами грамоты царь приказывает принимать Висковатому. Вероятно, Иван IV имел основания, когда указал ему "ведать посольским делом".
2 января 1549 года он отбыл к ногайским послам. 17 января - к бывшему астраханскому "царю" Дербышу. 22 января - "с ответом" к литовским послам. Тогда же в присутствии иностранных послов царь приказал называть подьячего Висковатого дьяком. Официальное повышение состоялось несколькими месяцами позже и было связано с назначением Висковатого начальником Посольского приказа.
С 1549 по 1559 год в Москву приезжали 32 посольства из разных стран. Во всех переговорах участвовал Висковатый.
Иван Михайлович, как руководитель Посольского приказа, ведал перепиской царя и Боярской думы с иноземными послами, участвовал в предварительных переговорах, решал вопросы, связанные с приездом и пребыванием в Москве иностранных дипломатов, готовил русские посольства для отправки в разные страны.
Как ближний государев дьяк Висковатый делал записи, которые затем использовались в качестве заготовок для официальной летописи. Кроме того, став главой Посольского приказа, Иван Михайлович получил в свое ведение Царский архив, содержавший огромное количество рукописных книг и различных государственных актов московских великих и удельных князей, их родословные, правительственное делопроизводство, всю документацию внешнеполитического характера, а также различные следственные материалы.
В конце XV - первой половине XVI века Царский архив находился в ведении великокняжеских дьяков, каждый из которых имел ларец для текущей документации. Во второй половине XVI века Царский архив окончательно оформился в самостоятельное учреждение во главе с посольскими дьяками. Первым из них стал Висковатый.
Решая дипломатические задачи, Иван Михайлович и его подчиненные должны были учитывать всю историю взаимоотношений с другими странами. Иначе невозможно было наводить справки, делать выписки, ссылки на более ранние переговоры, грамоты и т. д. Висковатый систематизировал документы государственного архива и организовал его текущее делопроизводство.
Основным направлением внешней политики в середине XVI века стало восточное. В 1552 году было завоевано Казанское ханство, в 1556-м - Астраханское. Висковатый хотя и сопровождал царя в Казанском походе, но, по свидетельству немца-опричника Генриха Штадена, бывшего на службе в России, "был не прочь, чтобы крымский царь забрал Русскую землю, был расположен ко всем татарам и помогал им". Сам царь обвинял Висковатого в том, что он "ссылался с Крымом и наводил на Русь бусурманство".
Глава Посольского приказа уделял особое внимание отношениям России с Западной Европой. Во второй половине XVI века Россия, не имевшая выхода к Балтийскому морю, поддерживала связь с Европой через Белое море. В 1553 году Иван IV пригласил англичан в Москву. После пышного приема английский посланник Ричард Ченслер получил дружественную грамоту для короля Эдуарда VI. Через два года Ченслер вновь приехал в Россию с двумя агентами торговой компании. После официального приема переговоры с ними вел Висковатый совместно с "лучшими" московскими купцами. Иван Михайлович понимал значение торговых связей России с Англией. В результате его стараний англичане получили льготную грамоту со множеством привилегий.
В благодарность за это король Филипп, сменивший на престоле Эдуарда VI, разрешил русским подданным так же свободно и беспошлинно торговать в Англии, причем брал их под свое покровительство. Был разрешен свободный въезд в Россию художников, ремесленников, различных мастеров, медиков, "рудознатцев". Дружественные дипломатические связи России с Англией, выгодная торговля, военная и экономическая помощь продолжались вплоть до второй половины XVII века. Основа столь прочного союза была заложена Висковатым.
Для установления широких экономических связей с передовыми странами Западной Европы нужен был выход в Балтийское море. Этому мешали Польша, Литва и ливонский орден. Господства на Балтийском море также добивались Швеция и Дания. Особенно досаждала Москве Ливония. Ливонские купцы стремились держать в своих руках все торговое движение, не пускали русских людей к морю, а иностранцев в Россию.
В 1558 году русские войска вошли в Ливонию, и началась война, затянувшаяся на 25 лет.
С первых же дней войны в правительстве образовались две партии. Любимец царя А.Ф. Адашев и его кружок считали необходимым продолжать военные действия на юге с крымскими татарами и Турцией. Московское дворянство вместе с начальником Посольского приказа Висковатым ратовало за продолжение Ливонской войны. Дворянство рассчитывало на новые поместные раздачи земель и расширение торговли со странами Восточной и Западной Европы. Победное завершение войны в Ливонии было совсем близко, но Адашев, руководивший войсками, не воспользовался благоприятным моментом, и вскоре наступление приостановилось.
Успехи русских войск в Прибалтике встревожили Литву, Польшу, Швецию и Данию, также претендовавших на Ливонское наследство. Они попытались дипломатическим путем прекратить вспыхнувшую войну. Основную роль в заключении перемирия 1559 года сыграло посредничество датского короля, приславшего для переговоров посольство в Москву. Во время переговоров Висковатый решительно заявил, что Дания не должна была принимать жалобы ливонцев, подданных московского государя. По мнению дьяка, обратившись к иностранным государствам, ливонцы уподобились неверным слугам, которые, украв имущество своего господина, продают его [имущество] другому. Он говорил, что московские государи не привыкли уступать кому бы то ни было покоренные ими земли; они готовы на союз, но только не для того, чтобы жертвовать своими приобретениями.
Висковатый надеялся, что его решительность поможет Москве отстоять свои интересы в Прибалтике и вынудит европейские державы признать русские завоевания, сделанные в первые годы ливонской войны. Однако добиться успеха дипломатическим путем не удалось; ситуация складывалась неблагоприятно для Московского государства.
В 1562 году русское командование приступило к крупным военным операциям против Литвы. В походе участвовал и Иван IV. При царе находилась посольская походная канцелярия, которую вместо Висковатого возглавлял дьяк Андрей Васильев. Оставшись в Москве, Висковатый принял датское посольство. В результате был принят проект договора, по которому Дания отказывалась принимать участие в военных действиях против России.
Чтобы обратить все силы против Литвы, Висковатый предпринял по тем временам достаточно неожиданный для человека его звания и чина шаг. 12 августа 1562 года он выехал сам в Данию для подтверждения договорной записи. Благодаря успешным переговорам были заключены союзный договор с Данией и 20-летнее перемирие со Швецией. Ливонская война продолжалась с переменным успехом.
В 1566 году в Москву прибыло великое польское посольство для ведения переговоров о заключении мира. Польские дипломаты не желали уступать России морской порт Ригу, а русские Польше - Полоцк и Смоленск. Переговоры оказались под угрозой срыва. Висковатый на специальном Земском соборе рекомендовал заключить перемирие, не требуя у Польши уступки спорных ливонских городов, при условии вывода оттуда польских войск и нейтралитета Польши в Ливонской войне. Но участники Земского собора высказались против этого и заверили правительство в том, что ради полного завоевания Ливонии они готовы на любые жертвы. В дальнейшем дипломатическая прозорливость Висковатого оправдалась. Неудачные переговоры 1566 года способствовали объединению в 1569 году на польско-литовском сейме в Люблине Польши и Литвы в единое крупное государство - Речь Посполитую.
Висковатый слыл одним из образованнейших людей России. При Посольском приказе он создал библиотеку, которой сам постоянно пользовался. Среди собранных там книг были сочинения по географии, "козмографии", русские летописи, польские и литовские хроники, сочинения Дамаскина и Златоуста, Коран и т. д. Он так свободно владел слогом церковной литературы, что в свое время даже писал грамоты от имени митрополита Макария. Поэтому не случайно, что он оказался в центре событий, связанных с "делом о еретичестве Матвея Башкина".
В конце июня - начале июля 1553 года на церковном соборе в Москве были осуждены один из радикальных религиозных мыслителей XVI века Матвей Башкин и его "единомысленные". На этом соборе выступил и Висковатый. В присутствии царя и бояр он обвинил духовника царя Сильвестра и протопопа Благовещенского собора Симеона в пособничестве еретикам. Он выступил также против нововведений, не соответствовавших, по его мнению, церковным канонам иконописания и заимствованных с Запада.
Но неожиданно для себя Висковатый из обвинителя превратился в обвиняемого. Об этом свидетельствует определение церковного собора, данное "диаку Ивану Михайлову... к его душевному исправлению" за то, что он в течение трех лет "от своего мнения о тех святых честных иконах сомнение имел, и вопил и возмущал народ... в соблазн и поношение многим".
14 января 1554 года Висковатого на три года отлучили от церкви. В первый год он должен был стоять около храма, каяться и просить входящих в храм помолиться за него; во второй - входить в церковь только для слушания божественного писания; в третий - находиться в церкви, но без права общения. Довольно грубо ему предписывалось "ведать свой чин" и не воображать себя "головой", будучи "ногой".
Служебное положение Висковатого не изменилось в связи с отлучением от церкви: он оставался главой Посольского приказа. Не исключено, что сам царь покровительствовал Ивану Михайловичу.
9 февраля 1561 года Иван IV жалует Висковатого званием "печатника" (хранителя государственной печати), называет его "своим ближним и верным думцем". С этого времени Висковатый в дипломатических документах одновременно именуется печатником и дьяком. Немец-опричник Генрих Штаден свидетельствовал: "Кто получил свою подписную грамоту, должен идти к Ивану Висковатому, который хранил печать. Человек он гордый, и счастливым мог почитать себя тот, кто получал от него грамоту в течение месяца".
Висковатый неоднократно произносил речи от имени Ивана IV. Так, в 1561 году, когда шведы просили о частичном изменении практики обмена посольствами между Москвой и Стокгольмом, он говорил: "То дело надлежит тягостнее свыше всего, что прородителей своих старина порушити". В дипломатической практике часто использовались выдержки из документов Царского архива, ссылки на примеры прошлого. Послы украшали свою речь цитатами из библейских текстов, пословицами и афоризмами.
После возвращения из Дании в ноябре 1563 года Висковатый постоянно назначался царем в состав боярских комиссий для переговоров с иностранными послами, но практически не занимался делопроизводством Посольского приказа. Во время пребывания Висковатого в Дании дьяк Андрей Васильев стал величаться "Царского Величества думным дьяком" и сохранил это звание в дальнейшем. Таким образом, летом 1562 года дело посольского дьяка фактически перешло к Васильеву. Висковатый как глава Посольского приказа продолжал оставаться советником.
Документальных свидетельств о его деятельности по возвращении из Дании немного. Висковатый, Васильев и ставленник Захарьиных Никита Фуников, возглавлявший Казенный приказ, держали в своих руках важную приказную документацию.
7 мая 1570 года Иван IV принял в Москве литовских послов, а "...встречи им были две: первая встреча, вышед из столовых сеней на рундуке печатник Иван Михайлович Висковатого, да дьяк Андрей Щелкалов". В июне 1570 года Висковатый участвовал в переговорах боярской комиссии с польскими послами в Москве и 22 июня вручил послам грамоту.
Обстановка в стране становилась все напряженнее. Царь всюду видел измены. Опричная Дума приняла решение о походе в западные районы.
В январе 1570 года карательная экспедиция устроила жестокий погром в Новгороде.
Сразу же после возвращения царя из Новгорода было затеяно так называемое "московское дело" высших приказных чинов, по которому среди прочих арестовали и казнили родного брата Висковатого Третьяка. Иван Михайлович объяснился с царем, убеждая его прекратить кровопролитие. Болезненно подозрительный Иван IV решил, что против него сложилась оппозиция. Висковатый настойчиво советовал царю, чтобы он "...в особенности же не истреблял своего боярства, и просил его подумать о том, с кем же он будет впредь не то что воевать, но и жить, если он казнил столько храбрых людей". В ответ на слова Висковатого царь разразился угрозами: "Я вас еще не истребил, а едва только начал, но я постараюсь всех вас искоренить, чтобы и памяти вашей не осталось". Вскоре более 300 человекам было предъявлено обвинение, в том числе почти всем главным дьякам московских приказов. Висковатый обвинялся в заговоре с целью сдать Новгород и Псков польскому королю, посадить на трон Старицкого, в изменнических сношениях с турецким султаном и крымским ханом, которым он будто "предлагал" Казань и Астрахань.
25 июля 1570 года великий дипломат был казнен на рыночной площади. Сначала опричники пытались заставить его публично признаться в своих "преступлениях" и просить царя о помиловании. Но его последние слова были: "Будьте прокляты, кровопийцы, вместе с вашим царем!" После гордого отказа Ивана Михайловича распяли на кресте из бревен и расчленили живого на глазах царя и толпы.
Вслед за Висковатым казнили еще более 100 человек, в том числе и бывшего его помощника, главу Посольского приказа А. Васильева и государственного казначея Н. Фуникова, которого сварили, обливая кипятком.
Так закончилась жизнь Висковатого, о котором составитель Ливонской хроники Б. Руссов писал: "Иван Михайлович Висковатый - отличнейший человек, подобного которому не было в то время в Москве: его уму и искусству как московита, ничему не учившегося, очень удивлялись иностранные послы".
Описывая казнь Висковатого, польский хронист Александр Гваньини заключил: "Таков конец превосходного мужа, выдающегося по уму и многим добродетелям, канцлера великого князя, равного которому уже не будет в Московском государстве".
Перепечатывается с сайта http://100top.ru/encyclopedia/
Далее читайте:
Русь в XVI веке (хронологическая таблица).
Литература:
Белокуров С.А. О Посольском приказе. М., 1906.
Садиков П. A., Очерки по истории опричнины, М.-Л., 1950;
Смирнов И. И., Очерки политической истории Рус. гос-ва 30-50-х гг. XVI в., М.-Л., 1958;
Андреев Н. Е., О "Деле дьяка Висковатого", "Seminarium Kondakovianum", t. 5, Prague, 1932, с. 191-241.
Афанасий Иванович Власьев. K началу Смутного времени на посту главы Посольского приказа находился думный дьяк Афанасий Иванович Власьев. Ha настоящий момент исследователи располагают сведениями о его жизни, укладывающимися в 26-летний период (правда, с большими хронологическими разрывами).
Основной объем данных относится к 1594-1606 гг. - эпохе правления Бориса Годунова и начальному этапу Смутного времени. Профессиональный дипломат (в его послужном списке - участие в пяти
посольствах, причем в трех случаях - в качестве главы миссии),
А.И.Власьев пользовался доверием как царя Бориса, так и его противника и преемника Лжедмитрия, ценивших его опыт и образованность (по предположению Ю.А.Лимонова, Власьев владел латынью и немецким языком)1.
Афанасий Иванович Власьев происходил, вероятно, из дьячес- кой семьи. Отцом его был, возможно, дьяк Ямского прихода Иван Власьев, упоминающийся в документах в 1579 г.2 Дьяком был и родной брат Афанасия Ивановича - Богдан Власьев, служивший на рубеже XVI-XVII вв. в Галицкой и Владимирской четвертях3. Родство Афанасия и Богдана Власьевых удалось подтвердить на основании текста отрывка дела об извете на Богдана Бельского: переводчик Посольского приказа А.Андреев показывал, что «его дьяк Офонасей Власьев к брату своему к Богдану ко Власьеву на подворье посылал...»4. До назначения на должность судьи Посольского приказа (1601 г.) из всех посольских дьяков эпохи Смуты Афанасий Власьев имел самый длительный опыт работы в приказной системе (не менее 17 лет). Первые упоминания о его службе относятся к 1584 г., когда Афанасий Иванович был подьячим Мастерской палаты (по предположению С.Б.Веселовского)5. По всей видимости, вскоре он был переведен в Посольский приказ: в 1594 г., когда руководителем дипломатического ведомства являлся Василий Яковлевич Щелкалов, Афанасий Власьев числился первым по денежному жалованью и поместному окладу подьячим Посольского приказа. Ha тот момент его жалованье составляло 50 рублей, кроме того, он бьиі поверстан поместьем в 500 четей6. Косвенным подтверждением того, что Афанасий Власьев к 1594 г. имел опыт работы в дипломатическом ведомстве, является тот факт, что в феврале (по другим данным - в апреле) 1595 г. он был отправлен в составе посольства в Империю ко двору Рудольфа II, причем А.И.Власьев был одним из руководителей этой миссии и именовался дьяком. Интересно, что в состав посольства Афанасий Иванович был включен еще будучи подьячим: в разрядной книге сохранилась запись о том, что «послал государь к цысарю хрестьянскому к Рудельфу... в дьячье место подьячево Офонасья Власьева - а как он пришол ис Цысар, и государь ево пожаловал во дьяки»7. Отправляясь в посольство, Афанасий Власьев получил «на подмогу» 100 рублей. Перед послами М.И.Вельяминовым и А.И.Власьевым были поставлены непростые задачи: побудить империю Габсбургов к вступлению в войну против Турции, убедить императора в поддержке Московского государства, но при этом добиться того, чтобы участие Москвы в «антитурецкой коалиции» было ограничено финансовой помощью Рудольфу II. B качестве этой «подмоги» из Москвы с послами были отправлены меха, оцененные пражскими купцами в 400.000 рублей (причем некоторые меха, по причине их дороговизны, так и не были оценены). B ноябре 1595 г. российские дипломаты возвратились в Москву8, не сумев достичь поставленных перед ними целей, HO позднее, в 1614 г., в грамоте, отправленной к императору Матвею с гонцом Иваном Фоминым, московское правительство напоминало о том, как царь Федор Иванович оказал «цесарю» помощь «казною»9.
Неудача миссии 1595 г. не оказала отрицательного влияния на дальнейшую карьеру Афанасия Власьева - ему официально был пожалован дьяческий чин, а в апреле 1596 г. он упоминается в качестве дьяка приказа Казанского и Мещерского дворца. 19 сентября 1597 r. А.И.Власьев являлся еще дьяком, а спустя полгода, 25 мая 1598 г., уже имел чин думного дьяка10 (можно предположить, что думный чин был пожалован Власьеву в связи с избранием на престол Бориса Годунова).
Несмотря на то, что вплоть до 1603 г. А.И.Власьев числился думным дьяком приказа Казанского и Мещерского дворца, его руководство этим ведомством временами, по-видимому, носило номинальный характер в связи с тем, что, будучи опытным дипломатом, он периодически привлекался к работе на внешнеполитическом поприще. Так, 19 июля 1597 г., дьяк Власьев присутствовал на дворцовом приеме императорского посла (он был в составе «первой встречи», высланной к Аврааму Бурграфу)11. Аналогичное поручение Власьев выполнял в следующем, 1598 г., во время пребывания в Москве датского посольства. B мае 1598 г. Афанасий Иванович бьиі участником похода Бориса Годунова под Серпухов12.
Спустя год, 28 июня 1599 г., Афанасий Власьев, на этот раз как глава посольства, вновь отправился в Империю. Официальной задачей Власьева являлось извещение императора Рудольфа о воцарении Бориса Годунова. Истинной целью его миссии было добиться того, чтобы Империя объявила войну Речи Посполитой, с которой у Московского государства в то время вновь обострились отношения. Б.Н.Флоря в своей работе, посвященной истории этого посольства, показал, что при постановке задачи руководство Посольского приказа следовало прежним представлениям об империи Габсбургов как о естественном союзнике против Польши. Однако в 1599 г. внешнеполитическая ситуация кардинально изменилась: польский король Сигизмунд III стал проводить дипломатический курс на сближение и союз со Священной Римской империей13. Вследствие этого миссия А.И.Власьева окончилась провалом. He удалось ему выполнить и другое тайное поручение царя Бориса: достигнуть договоренности о заключении брака эрцгерцога Максимилиана с Ксенией Годуновой. Помимо посольства при императорском дворе, Афанасий Иванович посетил также вольные северогерманские города. B Гамбурге, через который проезжало российская миссия, Власьева встретили с большим почетом - позднее, в грамоте 1614 г. власти этого города напоминали царю Михаилу: «был в нашем городе тому тринатцать лет посол с Москвы Офона- сей Иванович Власьев, и мы ему для Московского государства и для государя, которой в те поры был на государстве, великую почесть воздали»14. Почетный прием московского посольства в этом вольном городе объясняется заинтересованностью городских властей в торговле с Российским государством. B мае 1600 г. посольство Власьева было отпущено из Германии и прибыло в Москву 29 июля того же года15.
Несмотря на неудачу миссии 1599-1600 гг., дьяк Власьев продолжил продвижение по служебной лестнице: по предположению С.А.Белокурова, по возвращении в 1600 г. в столицу, он был назначен вторым посольским дьяком, поскольку он упоминается как посольский дьяк 17 января 1601 г., еще до опалы Василия Щелка- лова16. Версия о назначении Афанасия Ивановича заместителем судьи Посольского приказа подтверждается тем, что он вместе с
В.Я.Щелкаловым входил в ответную комиссию на переговорах с иностранным дипломатом. B 1600/01 г. в Москву прибыл английский посол Ричард Ли. B документации Посольского приказа было отмечено, что «в ответ высылал государь к послу боярина Ивана Василевича Годунова, ...окольничей Михайло Глебов Салтыков.., печатник и посольской дьяк Василей Щелкалов, думной дьяк Офо- насей Власьев»17. Вместе с Щелкаловым Власьев участвовал в 16001601 гг. в переговорах с польским послом Львом Сапегой, а затем, в феврале 1601 г. - с шведским послом Юрием Клаусовым18.
Спустя год по возвращении из Германии, в 1601 г., Афанасий Иванович Власьев был поставлен во главе Посольского приказа. Назначение его на этот пост было связано с опалой прежнего судьи приказа - Василия Яковлевича Щелкалова, руководившего внешней политикой Московского государства с 1594 г. Это событие произошло, по всей видимости, весной 1601 г. - в конце наказа послам И.Ржевскому и П.Дмитриеву, отправленным в Данию в мае 1601 г., стоит подпись Афанасия Власьева19. Уже в качестве главы дипломатического ведомства А.И.Власьев принимал 28 мая 1601 г. в Посольском приказе датского гонца Нильса Ириксона. 21 июня 1601 г. дьяк Власьев расспрашивал гонца у себя в приказе и в тот же день присутствовал на данной ему аудиенции20. B качестве главы дипломатического ведомства Власьев продолжал переговоры со шведским послом Юрием Клаусовым - позднее, в 1616 г., на переговорах шведские дипломаты напоминали, что Борис Годунов, не желая подтверждать условий Тявзинского мирного договора 1595 г., «велел посольскому дьяку Офонасью Власьеву послом их отказати, и хотел послов их отпустить к себе пеших»21.
Вскоре после этого, в августе 1601 г., думный посольский дьяк Власьев вновь отбыл за границу - в составе посольства М.Г.Салтыкова-Морозова в Польшу. B российской дипломатической практике это был первый случай, когда за границу был отправлен глава внешнеполитического ведомства. B январе 1602 г. посольство возвратилось в Москву, добившись ратификации договора с Речью Посполитой о перемирии на 20 лет22 По всей видимости, вскоре после возвращения из Польши, Афанасий Иванович принимал датских послов Нильса Kpaxa и Клауса Пошлиха: в выписке из датских книг и столбцов было отмечено, что послы прибыли в Москву в 7110 г. , и посольский дьяк выслал к ним сани23 (следовательно, встреча датского посольства происходила в первые месяцы 1602 г.)
Интересно, что во время одного из посольств за границу Афанасий Власьев нанял на российскую службу капитана Жака Маржере- та, опубликовавшего позднее свои «Записки» - один из интереснейших источников по истории России эпохи Смуты. Ю.А.Ли- монов в статье о Маржерете предположил, что посольский дьяк нанял французского капитана в Польше, указав при этом, что найм был осуществлен в 1600 г.24 Однако, в 1600 г. Афанасий Власьев не был в Польше - в том году он возвращался из Империи в Москву. Материалы делопроизводства Посольского приказа позволяют утверждать, что Жак Маржерет был нанят Афанасием Ивановичем именно во время посольства в Империю в 1599-1600 гг. (как указывали посланнику от иностранных наемников представители Второго ополчения в августе 1612 г.)25
Далее в биографии Афанасия Власьева следует не вполне ясный момент. B «Описи архива Посольского приказа 1614 года» бьиі зафиксирован «Столп 110-го году, отпуск к цесарю посланника Офонасья Власьева, сверху того столпа отодрано и не сыскано»26. Документация этой миссии до наших дней не сохранилась. «Новый летописец» подтверждает факт пребывания Власьева в 1602 г. за рубежом (согласно этому источнику посольский дьяк в 1602 г. был с посольством в Дании): «Посылал царь Борис в Датц- кую землю дьяка Афанасия Власьева просить у короля датцкого брата его..., чтобы отпустил его в Московское государство. ...Король же Афанасия отпустил к Москве вскоре... Афанасий же пришел вскоре к Москве и возвестил про него [королевича. - ДЛ\ царю Борису. Царь же...послал тотчас на встречу бояр Михаила
Глебова сына Салтыкова, да того же Афанасия Власьева... Они же пришли в Ивангород, и сотворили все по велению Бориса...»27. Запись в Разрядной книге 1550-1636 гг. также дает основания предположить, что в 1602 г. Власьев побывал за границей - в описании приезда в Москву в 1602 г. датского королевича было указано: «А с королевичем шол государев посланник [курсив мой. - Д.Л.) думной диак Офонасей Иванов сын Власьев»28. Следовательно, несколько независимых источников дают косвенные указания на факт поездки А.И.Власьева в 1602 г. за рубеж.
Временные рамки этого предполагаемого посольства должны быть заключены между январем 1602 г., когда А. Власьев вернулся в Москву из Польши, и июнем 1602 г., когда ему было поручено встречать датского королевича Иоганна. Однако материалы делопроизводства Посольского приказа свидетельствуют о том, что после возвращения из Польши в январе 1602 г. Афанасий Власьев до 1603 г. не покидал пределов Российского государства. Так, 28 марта 1602 г. в Посольский приказ к нему была отправлена отписка; 9 июня 1602 г. в Новгород из Москвы была отправлена грамота за приписью А.Власьева29. Таким образом, указания «Описи 1614 года», Разрядной книги и «Нового летописца» на участие Афанасия Власьева в 1602 г. в посольстве за границу (в Империю или Данию) являются ошибочными.
Когда Борис Годунов получил известие о скором приезде в Московское государство датского королевича Иоганна, который должен был стать супругом Ксении Годуновой, Афанасию Ивановичу было поручено встретить принца у границы. 23 июня 1602 г. М.Г.Салтыков и А.И.Власьев выехали из столицы; 28 июня они уже были в Новгороде, а 1 июля - в Ивангороде30. 11 августа 1602 г. королевич прибыл в Ивангород и бьиі встречен посланцами Бориса Годунова. Посольскому дьяку Власьеву было поручено ознакомить датского принца с русскими обычаями31. С.А.Белокуров указывает, что Власьев вернулся в Москву около 18 сентября (т.е. вместе с Иоганном)32. Однако есть основания утверждать, что посольский дьяк возвратился в столицу несколько раньше. Отписка лиц, сопровождавших принца Иоганна, о событиях 20 августа 1602 г. еще бьша написана от имени М.Г.Салтыкова и А.И.Власьева; отписка же от 22 августа была отправлена в Москву одним Салтыковым. Афанасий Власьев покинул королевича по царскому указу, не доехав до Новгорода, и отправился к Борису Годунову, чтобы доложить ему о внешности жениха царевны33. Посольскому дьяку было велено как можно скорее явиться к царю, который находился в это время в отъезде из Москвы - в делопроизводстве Посольского приказа сохранилась «Память думному дьяку Офонасью Власьеву, чтоб еси ехал к государю... да к сыну его... царевичу... по приезде прямо на стан, где государей сведает, а к Москве б еси однолично не заезжал»34. Таким образом, Власьев вернулся в столицу раньше королевича Иоганна (вероятно, он должен бьш принять участие в подготовке церемонии встречи датского принца).
Вместе с королевичем в Москву прибыл датский посол Аксель Гюленштерна, который привез с собой чертеж, в соответствии C которым датская сторона предлагала произвести размежевание русско-датской границы в Лапландии. B ответную комиссию к Гю- ленштерне был назначен Афанасий Власьев, который в ходе переговоров высказал свои возражения, отметив, что по чертежу, представленному датским дипломатом, к Дании отходят давние владения Московского государства, в том числе и Кольский острог. Переговоры затянулись, и 18 января 1603 г. по указу Бориса Годунова А.И.Власьев ездил на подворье к датским послам сообщить о том, что царь готов пойти на некоторые компромиссы35. Параллельно Афанасию Власьеву приходилось вести переговоры и с другими дипломатами. B начале 1603 г. он принимал в Посольском приказе кабардинского мурзу Сунчалея Янглычева и посла тарковского шевкала Абреима; посольский дьяк участвовал в аудиенции им и 24 февраля 1603 г. отпустил этих дипломатов из Москвы36.
После скоропостижной смерти королевича (в октябре 1602 г.), на Афанасия Ивановича было возложено нелегкое поручение - официально известить о случившемся датского короля Христиана. B связи с этим в июле 1603 г. Власьев отправился в очередное посольство - в Копенгаген37. Безусловно, весть о смерти принца Иоганна была лишь поводом для отправления посольства: со дня смерти королевича до отбытия Власьева в Данию прошло около 9- ти месяцев, а свита Иоганна была отпущена в Данию значительно раньше. Скорее, миссия Власьева была ответом на посольство А.Гюленштерны. Из более поздних документов архива Посольского приказа известно, что во время посольства Афанасий Иванович вел переговоры по вопросу, поднятому в 1602 г. в Москве - «о рубежах Лопские земли»38. Согласно зарубежным источникам, думный дьяк, помимо этого, выступил от лица русского царя с очередным брачным проектом: новым женихом царевны Ксении должен бьиі стать один из сыновей голштинского герцога или бранденбургского курфюрста. Переговоры в Копенгагене продолжались с октября 1603 г. по январь 1604 г. После этого Власьев выехал в Любек, где провел около двух месяцев, а затем отправился в обратный путь39.
Документация этого посольства не сохранилась, однако по данным «Описи 1614 года» можно сделать вывод о том, что А.И.Власьев на этот раз побывал не только в Дании, но и при дворе императора Рудольфа: в описи отмечены две грамоты «от Py- дельфа-цесаря к царю Борису, з дьяком с Офонасьем Власьевым, во 112-м году», а также «грамота Максимлияна, цесарева брата римского, к царю Борису, с Офонасьем Власьевым, об ево отпуске, как он бьиі у цесаря, писано во 112-м году»40. Косвенным подтверждением того, что в 1603-1604 гг. Власьев был с посольством в Империи, является следующий факт. Приехавший в ноябре 1603 г. к русской границе терновский митрополит Дионисий заявил, что он прибыл «для твоего, государева, ...великого тайново дела, о чом ты, государь, ...писал и посылал к цесарю; да и листы деи к тебе, ко государю, ...от цысаря есть...»41. При этом, несмотря на важность миссии митрополита Дионисия, он получил разрешение выехать в Москву лишь в мае 1604 г., уже после возвращения Афанасия Власьева из посольства42. Подобная задержка иностранного посла (на полгода) до приема в столице была необычным явлением в практике Посольского приказа рубежа XVl-XVII столетий. Вероятно, в Москве хотели прежде дождаться своего посланника и узнать от него о ходе тайных переговоров (судя по словам Дионисия, речь шла о заключении союза Российского государства, Империи и Крымского ханства), а уже после выслушать императорского дипломата. Другим косвенным подтверждением факта пребывания Власьева в Империи является упоминание Петра Пет- рея о том, что Борис Годунов, ища помощи против самозванца, «...отправил послов к римскому императору и датскому королю»43. Правда, Петрей ошибочно относит отправление этой миссии к концу 1604 г. Интересно, что аналогичная ошибка была допущена при составлении «Описи 1626 года», где упоминаются «7 тетратей, не переплетены, статейного списка, как ходил дьяк Офонасей Власьев к цысарю Христьянскому в посольстве во 113-м году декабря с 14-го числа июля по 14 число»44. Хронология миссии, указанная в описи, безусловно, ошибочна: в декабре 1604 - июле 1605 гг. Афанасий Иванович находился в Московском государстве, что документально подтверждается материалами делопроизводства Посольского приказа. По всей вероятности, составители описи допустили ошибку в один год: речь должна идти не о 113-м, а о 112-м годе B это время А.И.Власьев действительно находился за границей. Вероятно, исполнив посольство при дворе датского короля, он в декабре 1603 г. (или в январе 1604 г. по зарубежным источникам - подобное расхождение в датах вполне допустимо) отправился в Империю (вольный город Любек был частью империи Габсбургов) и был принят императором Рудольфом и эрцгерцогом Максимилианом, от которых и привез в Москву грамоты. Это позволяет объяснить и странную задержку Власьева в Любеке (около двух месяцев): посол возвращался на родину не морским путем, а по суше, и дожидаться наступления весны в данном случае не было необходимости. He вполне ясной является последняя дата статейного списка Власьева, указанная в описи - 14 июля (он возвратился в Москву в апреле 1604 г.) Возможно, в статейный список А.Власьева были внесены также материалы, связанные с приездом имперского посланника митрополита Дионисия, переговоры с которым велись в Москве в июне - июле 1604 г.
Возвращаясь из Дании в начале 1604 г., А.Власьев узнал в Любеке, что на территории Прибалтики, через которую он намеревался проехать в пределы Московского государства, ведутся боевые действия между Польшей и Швецией. Из предосторожности дьяк Власьев оставил в Любеке запечатанную коробку с «посольским нарядом», которую городские власти обязались прислать в Ивангород морским путем в этом же году45. Однако начавшаяся вскоре в России Смута задержала решение этого вопроса на 12 лет: коробка с «посольской рухлядью» была доставлена немецкими купцами в Архангельск лишь летом 1616 г.46 Опасения Афанасия Ивановича не были беспочвенны: польский король Сигизмунд, поддерживавший претендента на российский престол Лжедмитрия, 15 марта 1604 г. отдал распоряжение арестовать возвращавшегося через Прибалтику посла на том основании, что последний не запросил разрешения на проезд у польских властей. Позиция большинства сенаторов и шляхты, не желавших обострения русско-польских отношений, заставила короля отказаться от этого намерения47.
Едва вернувшись в Москву, А.И.Власьев вновь включается в работу Посольского приказа. 18 апреля 1604 г. по царской грамоте отписку должны были доставить в Посольский приказ дьяку Власьеву. 21 апреля 1604 г. А.И.Власьев бьиі участником аудиенции грузинскому послу Кириллу Ксантопуло и персидскому посланнику Лачин-беку48; 23 апреля в Смоленске была получена грамота за приписью Афанасия Ивановича49; 26 апреля приставу при греческих старцах было предписано сообщить о своем прибытии к Москве Афанасию Власьеву50. B мае 1604 г. русским послам в Грузию М.И.Татищеву и дьяку А.Иванову бьиі послан наказ, а также роспись посольской документации и подарков грузинским князьям «за Офонасья печатью»51. 6 мая посольский дьяк присутствовал на аудиенции, данной царем грекам, приехавшим за милостыней (ему было поручено принять у них грамоты и иконы, привезенные в подарок царю)52. 9 мая черниговские воеводы получили грамоту, подписанную Власьевым53, 14 мая 1604 г. в Ивангород, в связи с известием о скором приезде германского посольства, была отправлена кормовая роспись за приписью Афанасия Власьева54. 3 июня 1604 г. Власьев присутствовал на приеме имперского гонца Балсара Мерла (думному дьяку было поручено принять у гонца грамоту и сказать речь от имени Бориса Годунова)55, 24 июня эти же функции А.И.Власьев выполнял во время приезда во дворец терновского митрополита Дионисия56. 17 июля 1604 г. за приписью посольского дьяка Власьева была отправлена кормовая роспись в Архангельск, куда прибыло английское посольство57 12 сентября Афанасий Иванович принял участие в аудиенции крымскому гонцу Ян - Ахмет Челибею, 28 ноября 1604 г., 17 и 28 марта 1605 г. принимал крымских гонцов в Посольском приказе и на Казенном дворе58. 11 октября Власьев бьиі участником аудиенции английскому послу Томасу Смиту59. 10 ноября 1604 г. в Астрахань была прислана составленная Афанасием Власьевым роспись подарков ногайскому князю Иштереку и его родственникам и приближенным60.
Иностранцы в своих письмах именовали влиятельного посольского дьяка «канцлером»61, хотя в прежние времена подобным титулом наделялись печатники - хранители государственной печати. Однако Власьев не был произведен в печатники, и эта должность оставалась «вакантной» с 1601 г., когда подвергся опале прежний печатник В.Я.Щелкалов, до 1605 г., когда этот чин был пожалован Лжедмитрием дьяку Б.Сутупову62. Титулование же А.И.Власьева «канцлером» со стороны иностранцев объясняется, вероятно, тем, что государственная печать, за отсутствием печатника, находилась в Посольском приказе, то есть фактически была под контролем думного посольского дьяка. Подтверждением тому, что государственная печать в годы, предшествующие Смуте, хранилась в дипломатическом ведомстве, служат слова, записанные в наказ послам князю Г.К.Волконскому и дьяку А.Иванову, отправленным в июне 1606 г. в Польшу. Русские дипломаты должны были сказать, что Лжедмитрий забрал печати «ис приказу, где они бывают, к себе»63. Позднее, в конце 1607 г., во время переговоров с польскими посланниками С.Витовским и Я.Соколинским, было сказано более определенно: «...и печатал тот Bop те грамоты у себя, взяв все печати ис Посольские полаты...»64. Таким образом, именование А.И.Власьева «великим канцлером», с точки зрения иностранцев, было вполне обоснованным, хотя формально Афанасий Иванович и не был пожалован чином печатника.
Находясь во главе дипломатического ведомства, А.И.Власьев заботился не только о решении текущих внешнеполитических задач, но и стремился подготовить кадры для дальнейшей работы приказа. Именно во время руководства Власьева Посольским приказом за границу впервые были отправлены на обучение русские люди. Конрад Буссов сообщал, что по велению Бориса Годунова 18 детей боярских были отправлены для изучения иностранных языков в Любек, Англию и Францию65. Документально подтверждается факт направления на обучение четырех человек в Англию и пяти - в Любек66. Материалы Посольского приказа показывают, что главной целью обучения было именно овладение иностранными языками. B конце 1606 г. в Любек была отправлена грамота, в которой излагалось требование царя Василия Шуйского отпустить на родину «робят руских», когда «выучат накрепко грамоте и языку»67. B 1617 г. в Англии русскому посланнику было наказано говорить: «В прошлом в 111-м году...посланы из Московского государства в Аглинскую землю для науки латынскому, и аглинскому, и иных розных неметцких языков и грамоте...четыре человеки»68. Очевидно, выучив за границей иностранные языки, русские дети боярские, по замыслу А.И.Власьева, должны были стать переводчиками Посольского приказа.
Контактируя с иностранцами по долгу службы, Власьев держал иноземцев и у себя в услужении. Известно, что у него служил некий Бажен Иванов (француз по национальности), которого «вывез с собою из Цесарские земли диак Офонасей Власьев». Впоследствии, в 1609 г., Б. Иванов бьш определен переводчиком в Посольский приказ69. Помимо Бажена Иванова, у Афанасия Власьева бьиі в услужении и другой иностранец - голштинец Ганс Лакман (или Анца Матвеев). Афанасий Иванович привез его в Москву из Любека, возвращаясь в 1600 г. из посольства в Империю. По показаниям самого голштинца, «...жил он у Офонасья во дворе 6 лет, и на всякие посылки в поместья и в вотчины его Офонасей надзирать над прикащики своими для всяких дел посылал». Позднее Лакман уехал в Данию и служил переводчиком у датского короля, но в 1617 г. вновь вернулся на службу в Московское государство70. Таким образом, Афанасий Власьев стал одним из первых представителей московской верхушки, нанимавших на службу европейцев. B отношениях со слугами посольский дьяк порой бывал жесток. Так, вышеупомянутый Ганс Лакман был вынужден бежать от своего господина после того, как тот, в ответ на просьбу отпустить его на родину, распорядился посадить слугу в «железа» и пригрозил сослать в Сибирь71.
Пользуясь доверием царя Бориса Годунова, А.И.Власьев получал от него поручения не только дипломатического характера. B 1600/01 г. он был отправлен царем к упоминавшемуся выше английскому послу Ричарду Ли «розпрашивати о тайном деле - о сватанье: хто у королевны ее королевнина родства братья, и сестры, и племянники, и племянницы... И каким обычаем о том королевна хочет радети и промышляти». Сохранившиеся в посольской книге сведения о переговорах А.Власьева с Р.Ли позволяют охарактеризовать Афанасия Ивановича как опытного и настойчивого дипломата. Дьяк сказал послу, «что присылал ко государю Рудельф цесарь римской, и брат его арцыкнязь Максимилиян, и Жигимонт король польской, и иные великие государи с великим прошеньем, чтоб государь изволил дати за кого из них дочь свою...И он бы, посол, похотя к себе государского жалованья, о том объявил: есть ли у королевны в ее государстве или в ыных в которых государствах родства ее ближнего которых великих государей дети и братья...». Посол не желал отвечать на этот вопрос, отговариваясь тем, что об этом не было сказано в его наказе, но Власьев продолжал настаивать: «И Офонасей послу говорил о том накрепко всякими мерами, чтоб он про то объявил подлинно, не опасаясь ничего, а те его речи неизносны и скрыты будут тайно»72. B конечном итоге Афанасий Иванович добился решения поставленной перед ним Борисом Годуновым задачи. 0 высокой степени доверия царя к судье Посольского приказа свидетельствует также то, что именно через руки Власьева проходили документы, связанные со ссылкой семейства Романовых в 1601-1605 гг.73 B 1601 г. братья Власьевы приняли активное участие в следственном деле над Богданом Бельским74 Конрад Буссов указывает, что А.И.Власьеву Борис Годунов летом 1604 г. тайно поручил узнать о значении появившейся в небе кометы от выписанного из Лифляндии астролога75. Свидетельством того, что Власьев относился к числу доверенных лиц царя Бориса Федоровича, является следующий факт: когда приехавший из Империи терновский митрополит Дионисий заявил, что он уполномочен императором Рудольфом говорить «о великих тайных делех», на переговоры к нему 26 июня 1604 г. были высланы Ф.И.Мстиславский, Д.И.Шуйский (самые родовитые люди в Боярской Думе), С.В.Годунов, С.Н.Годунов (родственники царя) и посольский дьяк А.И. Власьев76.
Ha государевой службе постепенно укреплялось имущественное положение Афанасия Ивановича: в 1594 г. его поместный оклад равнялся 500 четям земли; спустя десять лет, в 1604 г., размеры его земельных владений выросли до 900 четей (судя по тому, что осенью этого года он должен был выставить в поход против самозванца девять человек)77. B документах упоминается также купленная вотчина жены А.И.Власьева, находившаяся в Боровском уезде78.
Участия в походе против «расстриги» Власьев не принял: выше упоминалось, что осенью 1604 г. он оставался в Москве, занимаясь дипломатическими делами. Однако, Афанасию Ивановичу все же пришлось совершить поездку в Северские земли. Произошло это, по-видимому, в конце февраля - начале марта 1605 г. B описании поездки в Москву английского посла Томаса Смита было написано, что дипломат в середине февраля 1605 г. отправил к Власьеву письмо с просьбой об отпуске, причем автор записей отметил, что посольский дьяк через два дня после этого должен бьиі отбыть K месту военных действий «с весьма важным поручением». Вскоре по возвращении Власьева в столицу, английскому послу была дана аудиенция79. Дело о пребывании при дворе Бориса Годунова посольства Т.Смита сохранилось до наших дней, и в нем действительно указано, что английский посол обращался к Власьеву с письмом 19 февраля, а 10 марта 1605 г. Смиту была дана аудиенция80. Следовательно, Афанасий Власьев отсутствовал в Москве в течение примерно двух недель: последней недели февраля и первой недели марта 1605 г. Цель его поездки известна - в Разрядных книгах сохранилась запись: «И бояре и воеводы тогды от Рылска отошли в Севской, и государь послал к боярам с речью, и пенять, и распрашивать, для чего от Рылска отошли, окольничего Петра Никитича Шереметева да думного дьяка Офонасия Власьева»81. Исаак Macca отмечал также, что с Власьевым была отправлена большая сумма денег для раздачи войску, кроме того, посольский дьяк вез с собой письмо короля Сигизмунда, в котором утверждалось, что Польша не оказывает никакой помощи Лжедмитрию82. Последний факт свидетельствует о том, что царь Борис Федорович продолжал доверять Власьеву до конца своей жизни.
Возвратившись в Москву, незадолго до смерти Бориса Годунова, Власьев продолжил переговоры с английским послом Томасом Смитом. B посольской книге было записано: «а как царь Борис велел аглинскому послу князю Томосу Смиту быти у себя на отпуске, и в те поры выслал к нему с ответом бояр Степана Васильевича Годунова, да Петра Федоровича Басманова, да окольничего князя Ивана Дмитреевича Хворостинина, да дьяка Офонасья Власьева»83. Указанная аудиенция и переговоры, как указывалось выше, имели место 10 марта 1605 г.84
После кончины (13 апреля 1605 г.) Бориса Годунова царем был провозглашен его сын, Федор Борисович, который не пользовался таким авторитетом, как его покойный отец. Тем не менее Афанасий Власьев усердно служил и царю Федору: о восшествии на престол нового государя был немедленно оповещен незадолго до того отпущенный из Москвы английский посланник Томас Смит (его грамота с поздравлением царю Федору была написана в Вологде уже 20 апреля 1605 г., через неделю после смерти Бориса Годунова)85. По этой причине трудно поверить в справедливость слов некоторых современников, обвинявших Афанасия Ивановича в измене династии Годуновых (в частности утверждалось, что посольский дьяк еще в 1601 г., во время переговоров C польским послом Львом
Сапегой в Москве, договорился с польскими панами уничтожить Годуновых руками самозванца)86. Косвенным доказательством непричастности Власьева к «антигодуновскому заговору» (если такой существовал в действительности) является то, что к Лжедмитрию в Тулу он отправился лишь в июне 1605 г., после свержения Федора Борисовича, в составе правительственной делегации: «А с Москвы встречали ево [Лжедмитрия. - Д.Л.] бояре князь Иван Михайлович Воротынской, да князь Ондрей Ондреевич Телетевской, да окольничий Петр Никитич Шереметев, да думной дьяк Офонасей Власьев; а с ними стольники, и дворяне большии, и изо всех чинов люди»87.
Первоначально, как и другие члены делегации, Власьев был встречен самозванцем довольно холодно, но вскоре новый царь пожаловал ему чин казначея, оставив при этом на посту главы Посольского приказа. Ha польский манер А.И.Власьев именовался «подскарбей надворной и секретарь великой»88. Информация о пожаловании ему Лжедмитрием окольничества, приведенная С.М.Соловьевым89, не находит подтверждения: как в начале правления самозванца, так и накануне его гибели, Власьев именуется в материалах Посольского приказа и в разрядных записях «казначеем и посольским дьяком»90. При дворе Лжедмитрия А.И.Власьев был одним из самых влиятельных лиц. Бургомистры города Любека в октябре 1605 г. сообщали в своем письме в Бремен, что «Афанасий Иванович, прежний канцлер, у них опять в великой милости и определен главным казначеем и канцлером»91. Один из анонимных европейских авторов, живший в 1605-1606 гг. в Москве, приписывает причину помилования князя Василия Ивановича Шуйского, организовавшего в июне 1605 г. заговор против царя Димитрия, «заступничеству канцлера Афанасия Ивановича»92. Усиление влияния А.И.Власьева при дворе самозванца негативно воспринималось его современниками. Отрицательную характеристику дает Афанасию Власьеву в своем «Временнике» Иван Тимофеев, писавший, что посольский дьяк служил Лжедмитрию «человекоугодливо ради гнилой чести от души и сердца». Возвышение Афанасия Ивановича при «расстриге» также вызвало осуждение со стороны автора «Временника»: «участник в тайных делах его [Лжедмитрия. - Д.Л.], Афанасий не по достоинству и несправедливо принял... некоторый сан и двойное к имени прибавление чести: он [Лжедмитрий. - Д.Л.] поставил его выше всех, хранителем и распорядителем всех находящихся в кладовых царских украшений и вручил ему всю царскую казну. Ero же, как видели некоторые, Самозванец назначил впоследствии и предшествующим себе, дав ему чин второго боярина, идущего с прочими перед лицом лжецаря; достойные высшего звания тайно и злобно завидовали чрезмерному, постоян-
но оказываемому ему возвышению»93. Голландец Исаак Масса, напротив, охарактеризовал Афанасия Власьева положительно, отметив, что посольский дьяк - «человек разумный, несколько раз бывавший посланником при дворе римского императора, ибо бьш образован и умел хорошо говорить»94. "
Как и при Борисе Годунове, в первые месяцы правления царя Димитрия Ивановича Афанасий Власьев активно работал на дипломатическом поприще: 8 июля 1605 г. он принимал в Посольском приказе крымских гонцов; 21 июля присутствовал на аудиенции, данной «расстригой» крымским гонцам, касимовскому царю Ураз- Магмету и шведскому королевичу Густаву; 6 августа слушал доклад пристава при крымских гонцах95.
Вскоре царь Дмитрий доверил А.И.Власьеву ответственную миссию: 16 августа 1605 г. он был назначен главой посольства в Речь Посполитую. Афанасий Иванович должен бьш от лица Лжедмитрия обручиться с Мариной Мнишек и привезти ее в Москву. 5 сентября Афанасий Иванович выехал из Москвы, сопровождаемый внушительной свитой: согласно данным польских источников, с Власьевым в Польшу прибыло 230 человек при 330 лошадях96. Спустя два месяца после отправления, 9 ноября 1605 г., миссия прибыла в польскую столицу Краков. Через пять дней, 14 ноября, король Сигизмунд дал Власьеву аудиенцию, после чего посол вел переговоры с польскими дипломатами (во главе которых стоял знакомый ему Лев Сапега). Основной темой переговоров стал вопрос о совместной борьбе Московского государства и Речи Посполитой против Османской империи: российский посол призывал к объединению усилий, чтобы «стараниями... великих государей христианство было освобождено из рук бусурман». Впрочем, окончательное решение этого вопроса посольский дьяк предлагал отложить до времени обмена великими полномочными послами97. B процессе переговоров Афанасий Иванович высказал протест против «умаления» поляками царского титула. Позднее русские послы Г.К.Волконский и А.Иванов напоминали полякам: «И Офонасей с вами говорил о цесарском именованье, чтоб король к тому Bopy велел в своих грамотах писати и в речи говорити цесарем и самодержецем»98. Для доказательства прав Лжедмитрия на царский титул Афанасий Иванович привлек документы из архива Посольского приказа - в описях 1614 и 1626 годов было записано: «В бумаге связано 11 грамот дацково короля, писаны к царю и великому князю Федору Ивано- вичю всеа Русии и к царю Борису с царским именованьем, были с Офонасьем Власьевым в Литве для царского именованья, грамоты и печати все целы»99.
Французский наемник капитан Жак Маржерет с похвалой отзывался о дипломатических способностях Власьева в связи с его поездкой в Польшу в качестве посла Лжедмитрия: «Афанасий приехал ко двору [Сигизмунда III. - Д.Л.] и провел переговоры так хорошо, что в Кракове была отпразднована свадьба, на которой присутствовал сам польский король»100. 22 ноября 1605 г. произошло официальное обручение Власьева, представлявшего особу Лжедмитрия, с Мариной Мнишек. Bo время церемонии Афанасий Иванович вызвал всеобщее недоумение, когда в ответ на вопрос, не обручен ли Димитрий с кем-либо, ответил: «Разве я знаю; царь ничего не поручил мне на этот счет». Лишь когда этот вопрос был задан ему вторично, Власьев ответил, что если бы государь был связан обещанием с кем-нибудь еще, то не послал бы его в Польшу. Повторяя за кардиналом латинские слова, Власьев удивил присутствовавших поляков своим правильным произношением, показав, что знаком с латынью (по польским источникам, Власьев и посольство правил на латыни)101. Позднее, когда обряд был совершен, посол долго отказывался танцевать с Мариной Мнишек, ставшей с этого момента его государыней, говоря, что он недостоин такой чести; когда ему нужно было взять Марину за руку, он делал это только через платок102.
Вскоре после этого, 11 декабря 1605 г., Власьеву пришлось стать участником другой свадебной церемонии: думной дьяк представлял особу своего государя на свадьбе короля Сигизмунда и австрийской принцессы Констанции. При этом А.И.Власьев сумел настоять на том, чтобы на пиру он был посажен не только выше всех других послов, но и за одним столом с Сигизмундом III103. Поведение Власьева в Кракове позволяет охарактеризовать его как опытного политика и сторонника досконального соблюдения всех тонкостей дипломатического церемониала, не желающего ни на шаг отступить от данного ему наказа. C другой стороны, Афанасий Иванович всячески стремился продемонстрировать, что он не чужд веяниям европейской культуры. Так, например, помимо обычного корма, полагающегося русским дипломатам в Польше, думной дьяк попросил выдать ему пряности: шафран, гвоздику, имбирь104. По всей видимости, Власьеву удалось произвести впечатление на поляков, которые именовали его «греком»105.
После обручения Мнишеки отправились готовиться к поездке B Москву. По всей видимости, некоторое время в Самборе с ними жил и Афанасий Иванович. Известно, что находясь у сандомирско- го воеводы, Власьев встретился с персидским послом, возвращавшимся из Империи через земли Речи Посполитой и Московского государства в Персию. Власьев в беседе с персидским дипломатом уведомил последнего о воцарении Димитрия Ивановича106. Затем Афанасий Власьев уехал из Самбора - он должен был дожидаться Мнишеков в Слониме. Однако приготовления к отъезду затянулись, и Афанасий Иванович бьиі вынужден написать Юрию Мнишеку несколько писем с требованием выехать как можно скорее. Сохранились два послания А.И.Власьева, которые позволяют заключить, что посольский дьяк обладал определенным литературным талантом, т.к. его письма к сандомирскому воеводе написаны в весьма изысканном стиле*. B частности, 15 января 1606 г., отвечая на письмо Юрия Мнишека, он пишет: «И яз, вычетчи ваш лист, не токмо что серцем, и душею скорблю и плачю о том, что все делает- ца не потому, как вы со мною договорились и как цесарскому величеству по вашему договору писано. И великому государю нашему... в том великая кручина, и, чаю, надо мною за то велит великую опалу свою и казнь учинити, что вы долго замешкались». B связи с этим посол требовал ехать «наспех, нигде не мешкатн, и себя б ни в чем и лошадей не пожалети, поспешити наспех ехати: через стан, или как спешнее»107. Сандомирский воевода, в свою очередь, раздраженный настойчивостью посла, обратился к Лжед- митрию в своем послании от 4 апреля 1606 г. с жалобой на Власьева: «Господин Афанасий, посол вашего царского величества... пишет к вашему царскому величеству, что не исполняются его домогательства, дабы мы до вашего царского величества как наискорее поспешали. Ho и мы жалуемся... на него, понуждающего нас перелетать к вашему царскому величеству, несмотря, что сие и для женского пола несносно, и для меня, в разсуждении тяжкой моей болезни, тягостно»108. Самозванец, также раздосадованный долгим отсутствием невесты, опалился на Афанасия Ивановича, однако тому удалось оправдаться - в Описи 1626 года была зафиксирована «отписка к Розстриге из Литвы от дияка Офанасья Власьева против ево Ростригины грамоты, что писал к нему с опалою; и под отпискою грамота, рука Ивана Грамотина, что опалу свою Розстрига дьяку Офонасью Власьеву отдал, писана во 114-м году»109. Наконец, пригрозив лично отправиться за Мнишеками, Власьев сумел добиться их выезда, и в начале мая 1606 г. царская невеста была доставлена в Москву. Сам Афанасий Иванович прибыл туда несколько раньше, 24 апреля, о чем Лжедмитрий немедленно известил своего «нареченного тестя»110.
Вернувшись в столицу, А.И.Власьев вновь возглавил Посольский приказ (в его отсутствие им руководил думный дьяк И.Т.Грамотин), а также Казенный приказ (наряду с ним казначеем был окольничий В.П.Головин). 3 мая 1606 г. он присутствовал на аудиенции, данной Лжедмитрием польским послам111; 8 мая Власьев принял участие в свадебной церемонии «царя Димитрия»: он, вместе с печатником Сутуповым, бросал золотые монеты в толпу112. Bo время венчания Лжедмитрия и Марины Мнишек произошел любопытный казус: входя в церковь, польский посол Н.Олес- ницкий снял с себя шапку. Афанасий Власьев предложил дипломату подержать его головной убор, а когда тот согласился, посольский дьяк распорядился унести шапку из церкви, опасаясь, что посол оденет ее и этим продемонстрирует свое неуважение к царю. Когда же посол попросил вернуть свой головной убор, Власьев ответил отказом, отшучиваясь фразами вроде: «Однако в церкви теперь не студено», «солнце тебя также не освещает, и ты видишь, здесь никто на голове не имеет шапки»113. Сам факт изъятия у посла головного убора не был чем-то из ряда вон выходящим: Петр Петрей, описывая аудиенции у московских царей, отмечал, что «послы должны отдавать свои шапки служителю, пока не окончится церемония»114. Однако, Афанасий Иванович, вероятно, предполагал, что польский посол может ответить отказом на требование отдать головной убор, и поэтому предпочел прибегнуть к хитрости. Ha свадьбе Лжедмитрия и Марины Мнишек «казначей и посольский дияк Офонасей Иванович Власьев» сидел с боярами, окольничими и думными дьяками «под боярынями на лавке»115. B этот же день ему пришлось идти к польским послам Н.Олесницкому и А.Гонсевскому, которые в качестве условия своего присутствия на свадебном пиру потребовали, чтобы их посадили за один стол с царем. После того, как И.Т.Грамотину не удалось убедить послов отказаться от их притязаний, к ним бьиі направлен А.И.Власьев. B ответ на напоминание послов о том, что король Сигизмунд также сажал его за один стол с собою, выше папского легата, посольский дьяк в весьма резкой форме ответил, что он в тот момент представлял царя; на счет же папского легата заявил: «У нашего преславного цесаря каждый поп как ваш папа»116. После свадьбы, 13 мая 1606 г., Власьев был на балу у Лжедмитрия (причем он и князь Василий Мосальский были единственными русскими людьми, приглашенными на этот праздник)117. Незадолго до убийства Лжедмитрия, 15 мая 1606 г., А.И.Власьев бьиі назначен в «ответную палату» к вышеназванным польским послам, где обсуждался вопрос о совместных действиях Московского государства и Польши против Турции118. Согласно польским источникам, Власьев был одним из последних лиц, с кем говорил самозванец буквально перед своей гибелью, на рассвете 17 мая 1606 г.119
17 мая 1606 г., в ходе восстания, Лжедмитрий I был убит. Смерть самозванца практически подвела черту под карьерой
А.И.Власьева. Вскоре после гибели «розстриги» Афанасий Иванович, скомпрометированный своей близостью к самозванцу, бьиі выслан из Москвы. Еще 17 мая он приходил с утешениями к Мнишекам, взятым под охрану на Посольском дворе, а 8 июля 1606 г. они были переведены на двор Власьева, «а самого посла, вскоре по смерти Дмитрия, сослали в опале в Сибирь»120. И.Масса указывает, что народ требовал казни Афанасия Власьева, в то время как вельможи выступали в его защиту121. По-видимому, с поста главы Посольского приказа А.И.Власьев бьиі смещен в первые же дни по свержении Лжедмитрия: в царской грамоте в Смоленск от 13 июня 1606 г. воеводам было приказано отдать отписку «в Посольском приказе дьяку нашему Василию Телепневу»122. Кроме того, доказательством ранней опалы Власьева в самом начале царствования Василия Шуйского служит наказ русским посланникам в Польшу Г.К.Волконскому и А.Иванову. Текст наказа составлялся в первые дни по свержении самозванца, так как посольству было велено выехать 8 июня 1606 г.123, то есть через три недели после убийства «расстриги». Тем не менее, в наказе уже содержится очень резкая характеристика бывшего посольского дьяка. B Посольском приказе было предусмотрено, что польская сторона на переговорах станет утверждать, будто польские власти были введены в заблуждение относительно самозванца, и в качестве довода будет ссылаться на миссию Афанасия Власьева, который «...посольство правил как есть от прямого государя... И грамоты пришли с тем Офонасьем за печатью государя вашего за тою ж, которою прежние государи печатали»124. B этом случае русские посланники должны были отвечать: «А Офонасью Власьеву что было верити? Офонасей вор, разоритель вере христьянской, тому Bopy советник; поехал к государю вашему, Жигимонту королю, по его воле без сенатарей ведома»125. Надо полагать, что на момент написания посольского наказа А.И.Власьев уже был подвергнут опале.
Опала Афанасия Власьева была выражена в форме т.н. «почетной ссылки» - вместе с воеводой Н.В.Годуновым он был отправлен управлять городом Уфой. Однако высылка человека, занимавшего до этого ключевые посты в государстве в один из окраинных городов была явным признаком немилости. Кроме того, с момента ссылки в разрядных документах Власьева перестают «писать с вичем» - в «Разрядных записях за Смутное время» записано: «На Уфе: ...Офонасей Иванов сын Власьев», а в некоторых вариантах «Офонасей Власьев»126. Поляки, находившиеся в то время в Москве, не питали иллюзий относительно характера нового назначения А.И.Власьева, заявляя, что его «сослали в опале в Сибирь»127. Московский двор Афанасия Ивановича был конфискован (на нем содержались под охраной люди Мнишеков). Ero имя старались не употреблять в разговорах с поляками. B частности, во время переговоров с польскими посланниками в конце 1607 г., русские дипломаты не упоминали Власьева в связи с русским посольством в Польшу 1601-1602 гг., обходясь формулировкой «...Салтыков с товарищи»128. По всей видимости, активную и успешную работу Афанасия Ивановича в сфере внешней политики трудно было увязать с образом «вора и разорителя веры», создававшегося для польской стороны. Впрочем, в дипломатической документации по связям с другими государствами имя А.И.Власьева продолжает употребляться и после его опалы: уже в июле 1606 г. Посольский приказ предпринимает попытку вернуть имущество, оставленное Власьевым в Любеке на обратном пути из Дании129. B Архангельске в 1614 г. при приездах иностранных посольств еще продолжали пользоваться кормовой росписью, присланной туда за приписью дьяка Афанасия Власьева130.
Опала Власьева продолжалась, по всей видимости, до конца царствования Василия Шуйского. После свержения царя Василия и избрания на российский престол польского королевича Владислава (1610 г.) Афанасий Иванович бил челом о возвращении ему двора и имения. Ha челобитную Власьева в январе 1611 г. королем Сигиз- мундом был дан положительный ответ; кроме того, А.И.Власьев был пожалован в думные дворяне. B «Описи 1626 года» было записано: «Лист Офонасья Власьева, велено его взять к Москве и быти ему по-прежнему в казначеях и в думных дворянех»131. Дальнейшая судьба Афанасия Ивановича Власьева, одного из самых талантливых дипломатов Московского государства рубежа XVI-XVII вв., неизвестна.
Василий Григорьевич Телепнев. После свержения Лжедмитрия во главе Посольского приказа был поставлен дьяк Василий Григорьевич Телепнев. Ero биография наименее изучена. Мы обладаем сведениями лишь о последних семи годах жизни этого человека (16041611 гг.) Тем не менее, можно констатировать, что Василий Телепнев был человеком достаточно одаренным и не лишенным дипломатического таланта. Ero карьерное продвижение к должности судьи Посольского приказа было самым стремительным для той эпохи; дипломатическим ведомством ему пришлось руководить в чрезвычайно сложных условиях внутреннего и внешнеполитического кризиса Московского государства. Заняв пост судьи Посольского приказа с воцарением Василия Шуйского, Василий Телепнев верно служил этому государю и сошел с политической арены вскоре после его свержения.
Первое упоминание о В. Телепневе относится к началу июня
1604 г., когда в Москве находился имперский гонец Б.Мерл. Подьячему Василию Телепневу было велено отнести на подворье к гонцу «опасную грамоту» для проезда в Москву императорского посла Г.Логау, вручить имперскому дипломату царское жалованье и вернуть кубки, которые тот подарил во время аудиенции царю Борису Годунову и царевичу Федору Борисовичу132. Характер поручения, данного Василию Телепневу, позволяет предположить, что в то время он уже являлся подьячим Посольского приказа. Второй раз подьячий В.Телепнев упоминается 14 октября 1604 г., когда он ездил на подворье к крымцам для переговоров о выкупе русских пленных, привезенных с собой крымскими гонцами. Спустя три месяца, 7 января 1605 г., он вновь отправился к гонцам: «...по приказу дьяка Офонасья Власьева ездил Василей Телепнев на крымской двор для договору тех же полоняников»133. Последняя цитата уже прямо свидетельствует о том, что В. Телепнев служил в подчинении у А.И.Власьева, т.е. в Посольском приказе. Интересно, что в росписи подьячих Посольского приказа, служивших в этом ведомстве при А.И.Власьеве, имя В.Г.Телепнева не названо134. Вероятно, на момент составления росписи Телепнев был одним из молодых посольских подьячих, которые при составлении списка не были перечислены поименно. Ответственное поручение Василий Григорьевич выполнил также 19 марта 1605 г., когда был «ответной список послан к аглинскому послу ко князю Томосу Фомину с подьячим с Васильем Телепневым»135.
Следующее упоминание о Василии Телепневе относится ко времени царствования Лжедмитрия I, когда Посольский приказ возглавлял И.Т.Грамотин, замещавший отбывшего с посольством в Польшу А.И.Власьева. Новый царь пожаловал в дьяки «старого» посольского подьячего П.Палицына, а на освободившееся место был переведен Василий Телепнев: «А как подьячему Петру Пали- цыну велено быть в дьяцех, и на ево место был в подьячих Василей Телепнев, а оклад ему бьиі поместной 500 чети, денег 50 рублев»136. Таким образом, В.Телепнев, недавно, вероятно, служивший «молодым» подьячим, сразу был переведен в «старые» подьячие с максимальным для приказной системы Московского государства начала XVII в. жалованьем. При этом он опередил в карьерном продвижении других подьячих Посольского приказа, из которых многие имели гораздо более значительный стаж работы в дипломатическом ведомстве. Кроме того, Телепнев, вероятно, стал не просто «старым» подьячим, а «первым» подьячим, поскольку П.Палицын в отсутствие А.Иванова (находившегося до ноября
1605 г. с посольством в Грузии) был первым по списку подьячим
Посольского приказа. По всей вероятности, уже в качестве первого подьячего Василий Телепнев ходил по поручению Лжедмитрия на подворье к польскому посланнику А.Гонсевскому (находившемуся в Москве в октябре 1605 г.) Позднее, в январе 1608 г., во время переговоров в Москве, Гонсевский напоминал посольскому дьяку: «А ты, государской диак Василей, приезжал ко мне на посольской двор, как я был от государя своего прислан к тому небощику [Лжедмитрию. - Д.Л.] в посланникех, и говорил ты мне, выславляя того небощика, что он прямой государь ваш, прироженной, милостивой и храброй государь»137.
По свержении Лжедмитрия, вскоре после воцарения Василия Шуйского, Василий Григорьевич Телепнев возглавил Посольский приказ вместо опального Афанасия Ивановича Власьева. B справочнике С.К.Богоявленского указано, что судьей Посольского приказа В.Телепнев стал 14 февраля 1606 г.138, т.е. еще в царствование самозванца. Однако, эти сведения ошибочны: в документации Посольского приказа думным дьяком этого ведомства вплоть до возвращения из Польши А.И.Власьева именуется И.Т.Грамотин139. He подтверждается и информация С.Б.Веселовского, указавшего, что Телепнев возглавлял дипломатическое ведомство с 25 февраля 1607 г.140 - как указывалось выше, первое упоминание о Василии Телепневе в качестве посольского дьяка относится уже к 13 июня
1606 г., когда смоленским воеводам было указано «...отписку отдати в Посольском приказе дьяку нашему Василью Телепневу»141. 25 июня 1606 г. к воеводам Ф.И.Шереметеву и И.Н.Салтыкову, шедшим в Астрахань, была прислана от Телепнева грамота с распоряжением забрать у посланного в Ногайскую Орду Т.Кашкарова грамоты, написанные еще от лица Лжедмитрия, и заменить их грамотами Василия Шуйского142. Посольским дьяком Телепнев именуется и в июле 1606 г. в грамоте ивангородским воеводам143; кроме того, сохранилось пять подорожных грамот, выданных в Ямском приказе гонцам и иностранцам по памяти за приписью дьяка Василия Телепнева, датированные 5 сентября - 3 октября 1606 г.144 712 января 1607 г. датирована переписка посольского дьяка Василия Телепнева с руководством других приказов о содержании грузинского царевича Баграта145.
He удается точно определить время пожалованья В.Г.Телепневу думного дьячества. С.Б. Веселовский указывает, что это произошло 14 или 15 сентября 1609 г.146 Однако в источниках удается обнаружить более ранние упоминания Телепнева в качестве думного дьяка. B «Боярском списке 7115 года» (сентябрь 1606 г. - август
1607 г.) Василий Телепнев уже назван среди «диаков думных»147; думным дьяком он именуется и 22 ноября 1607 г., во время переговоров с польскими послами148. Установить точную дату пожалования Телепнева думным дьячеством сложно, поскольку в документации Посольского приказа думные дьяки нередко упоминаются без указания думного чина. B частности, В.Г.Телепнев в одном и том же деле 1609-1610 гг. именуется и дьяком, и думным дьяком149. Можно высказать предположение, что думным дьяком Василий Телепнев стал одновременно с назначением на пост судьи Посольского приказа или вскоре после этого, так как на протяжении долгого времени (со второй половины XVI в.) глава дипломатического ведомства всегда являлся и думным дьяком. Самый большой временной разрыв между назначением судьей Посольского приказа и пожалованьем думного чина в изучаемое нами время имел место в карьере П.А.Третьякова, который стал думным дьяком через 7 месяцев после того, как возглавил дипломатическое ведомство. Представляется, что Василий Телепнев был допущен в Боярскую думу быстрее, чем его коллега Третьяков, поставленный во главе посольской службы в условиях «междуцарствия».
B связи со стремительным карьерным продвижением Василия Григорьевича Телепнева возникает вопрос о причинах столь быстрого назначения его на пост судьи Посольского приказа. Возможно, причиной являлась родовитость Василия Телепнева. Согласно «Общему Гербовнику», род Телепневых происходил от князей Te- лепневых-Оболенских. По документам, поданным в Разрядный приказ в конце XVII в., происхождение Телепневых выглядит более скромным: они производили себя от выходца из Польши Степана Телепнева, переехавшего на службу в Московское государство в XVI столетии150. Так или иначе, но семья Телепневых была достаточно родовитой. Брат Василия Телепнева - Ефим - упоминается в качестве дьяка в Новгороде Великом, одном из крупнейших русских городов, уже в 1604/05-1607/08 гг.151 Позднее, после избрания на царство Михаила Романова, в 1615 г., обсуждался вопрос о размене пленных со шведами, находившимися в Новгороде. B первую очередь предполагалось выменять М.А.Пушкина, Д.К.Плещеева, Ф.Левашова и И.Ф.Пушкина. B том же случае, если вышеперечисленных лиц выменять не удастся, следовало выменивать четверых детей Ефима Телепнева и сына Томилы Луговского (дьяка Разрядного приказа)152. To, что Телепневых предполагали выменивать из шведского плена в числе первых, свидетельствует об определенной родовитости этого семейства. B том же 1615 г. Е.Г.Телепнев вошел в состав посольства, отправленного под Смоленск на переговоры с поляками. B документах миссии Ефим Телепнев числился дворянином, и его имя писалось выше дьяческих153 Наконец, в 1623 г. сын Василия Телепнева - Степан - местничал с дьяком Михаилом
Ларионовым154, а право вести местнические споры признавалось только за людьми «родословными». Служба представителей захудалых ветвей родовитых семейств в приказной системе не была нонсенсом для рубежа XVI-XVII столетий: в начале XVII в. в дьяках служили Палицыны155; дьяки Яновы, по одной из версий, происходили из рода князей Ростовских156; отпрыском знатной фамилии был, вероятно, и судья Посольского приказа П.А.Третьяков.
Bo главе Посольского приказа В.Г.Телепнев находился на протяжении всего царствования Василия Шуйского. Эти четыре года были очень сложными для Московского государства: именно в то время внутренний кризис был дополнен острейшим кризисом B сфере внешней политики. Первоочередной задачей, стоявшей перед Посольским приказом, являлось оповещение соседних государей о воцарении Василия Шуйского. Кроме того, необходимо было добиться подтверждения Польшей 20-летнего перемирия, заключенного в 1602 г. C этими целями в 1606 г. отправились посольства в Речь Посполитую, Персию, Крым; в Швецию, Англию и Любек были посланы грамоты. Посольский приказ сумел частично добиться решения вышеперечисленных задач, в чем, несомненно, есть неоспоримая заслуга посольского дьяка Василия Телепнева (в частности, как глава дипломатического ведомства, в 1607-1608 гг. он принимал участие в переговорах с польскими послами, результатом чего стало подписание перемирия сроком на 3 года и 11 месяцев в июле 1608 г.)
Bo время руководства Посольским приказом В.Г.Телепнева внешнеполитические связи Московского государства, как было показано в предыдущей главе, оставались довольно обширными, несмотря на кризис. Глава Посольского приказа активно участвовал во внешнеполитических делах страны. B январе - марте 1607 гг. к Телепневу в Посольский приказ отправлялись отписки от воевод из Корелы и Орешка по поводу их переписки с «державцами» шведских пограничных городов и приезда шведского гонца Б.Неймана157. 22 апреля 1607 г. В.Г.Телепнев присутствовал на аудиенции, данной крымскому гонцу Хедир-Улану. Ему было поручено спросить крымских посланцев о здоровье и сказать им от царского лица речь. Затем Василий Григорьевич представил крымцам русских гонцов, которые должны были отправиться в Крым; в завершение аудиенции Телепнев вручил крымчакам «государево жалованье» - шубы - и объявил им «в стола место корм»158 . 29 декабря 1607 г. Василий Григорьевич на приеме калмыцких послов вновь объявлял «в стола место корм»; после вел с ними переговоры в Посольской палате; 14 февраля 1608 г. Телепнев был на новой аудиенции калмыкам, причем представлял их царю и отвечал на их челобитные по приказу Василия Шуйского159. 27 апреля 1608 г. посольский дьяк Василий Телепнев принимал в Посольском приказе ногайских послов Бай-Магмета и Ен-Магмета и ходил с докладом об их приезде к царю; 14 августа 1608 г. Телепнев присутствовал на аудиенции «прежним и новым» ногайским послам160. Как указывалось выше, в то же время (с ноября 1607 г. по июль 1608 г.) судья Посольского приказа вел переговоры с польскими послами
С.Витовским и Я.Соколинским161.
B общении с иностранными дипломатами Василий Григорьевич не всегда умел соблюдать правила посольского этикета и вел себя подчас грубо (вероятно, сказывалось отсутствие продолжительного опыта службы в Посольском приказе). B частности, в апреле 1608 г. польские послы обратились к членам ответной комиссии с жалобой на Телепнева: «...и то делалось при наших очех, что он, Василей, ...пана Миколая [Олесницкого. - Д.Л.] обесчестил не токмо словом, и рукою на него замахивался, и тем он обесчестил не посла - государя нашего, короля, и ему с нами в ответе быти непригож, а естли он и будет здесь з бояры, и нам с ним ни о чем не говаривать»162. Помимо участия в аудиенциях, переговорах и составления грамот в соседние державы, Телепневу приходилось решать и более частные вопросы: так, в конце апреля 1607 г., он определял состав станицы, сопровождавшей гонцов в Крым; в то же время на допрос к нему был приведен пойманный возле Крымского двора мужик, пытавшийся продать крымским посланцам лошадь163.
Работа Посольского приказа во время руководства им Телепнева осложнялась гражданской войной, развернувшейся в стране в 1606 г., а также интервенцией Польши и Швеции. B этих условиях некоторые посольства гибли, не дойдя до места назначения (посольство И.П.Ромодановского в Персию), или на обратном пути (посольство А.М.Воейкова в Крым). Помимо этого следует учитывать, что часть штата подьячих Посольского приказа перешла в 1608 г. на сторону «Тушинского вора» (например, первый подьячий Петр Третьяков). Дипломатическое ведомство не могло остаться в стороне от событий разгорающейся Смуты. B одном из литературных памятников начала XVII в. - «Повести о некоей брани» - указывается, что после прихода под Москву войск Лжедмитрия II дипломатическое ведомство и лично его руководитель В.Г.Телепнев приняли участие в агитации в пользу царя Василия Шуйского и сборе войск против самозванца: «И от царской благочестивой державы, от того христолюбивого царя и самодержца Василия из его пресветлой палаты, называемой Посольским приказом, от его царской тайной думы дьяка именем Василия Телепнева, я был послан с его государевой палаты толмачом немецкого языка именем Григорий Крапольский [шведский толмач Посольского приказа Г.Корокольский. - Д.Л.], во многие грады с царскими посланиями на собрание воинского чина, готового противостоять тем окаянным, названным выше врагам и разорителям христианской веры [тушинцам. - Д.Л.] - в Переславль-Залесский, в Ростов, в Ярославль Поволжский, в Кострому, в Галич»164.
17 сентября 1608 г., когда под Москвой, в Тушино, обосновалось войско Лжедмитрия II, посольский дьяк Василий Телепнев в течение одного дня даже выступал в качестве заложника во время переговоров тушинцев со сторонниками Василия Шуйского, добивавшихся того, чтобы поляки покинули пределы Московского государства. Информация об этом сохранилась в «Записках» Станислава Немоевского: «Прислали четырех заложников, среди которых знатнейшие: Заруцкий и Лисовский. Бояре отправили тоже четверых: Андрея Голицына, Василия Сукина, Ивана Федоровича Колычева, Василия Григорьевича Телепнева». Переговоры продолжались в течение дня и закончились безрезультатно165.
Дальнейшее углубление внутриполитического кризиса вынудило московское правительство искать помощи извне. B начале 1609 г. бьиі заключен русско-шведский договор, по которому Швеция в обмен на пограничный Корельский уезд обязалась поддержать Василия Шуйского в его борьбе с Лжедмитрием. Этот шаг был использован Польшей в качестве повода для начала боевых действий против России. B этих условиях Василий Телепнев продолжал верно служить Василию Шуйскому и искать новых союзников для борьбы с «ворами» и «литвой». 17 - 21 августа 1609 г. он принимал в Посольском приказе шведских наемников, приехавших в Москву за жалованьем, и участвовал в двух аудиенциях, данных им Василием Шуйским166. B марте 1610 г. Посольский приказ отправил гонцов в Ногайскую Орду, стремясь добиться помощи от князя Иште- река. При этом грамота, направленная «в Ногаи» была написана от лица князя боярина Д.И.Шуйского, но автором ее был судья Посольского приказа В.Г.Телепнев. B столбцах сохранился как первый черновой вариант с многочисленными правками, написанный самим посольским дьяком, так и окончательный текст, переписанный начисто более разборчивым почерком с пометкой: «А ся грамота списана с Васильева писма Григорьевича слово в слово для того, любо вскоре прочесть почище»167. Приблизительно в то же время (в начале 1610 г.) Телепнев принимал персидского посла в Польшу Томогас-бека, попавшего в Москву из «воровских таборов» после отступления сторонников второго самозванца из Тушино. Персидский дипломат писал позднее в своей челобитной: «И привели ево, Томогаса-бека, к Москве к царю Василью, и на Москве ево посольской дьяк Василей Телепнев розпрашивал, и, розпрося, докладывал царя Василья»168. B начале 1610 г., по всей вероятности, Телепнев вел также переговоры со шведскими дипломатами: в шведском столбце 1615 г. сохранилось указание на «перевод с ут- верженные грамоты, какову грамоту подал в Посольском приказе думному посольскому дьяку Василью Телепневу свейского короля секретарь Монс Мартынов 118-го году»169. Известно также, что в сентябре 1609 г. - марте 1610 г. судья Посольского приказа занимался расследованием дела по челобитью ногайского посла Hyp- магмета на толмача Н.Тютчева, который взял у ногайца саблю и не уплатил за нее денег. K следствию было привлечено 4 толмача, причем Телепнев лично расспрашивал их. 22 марта 1610 г. деньги были возвращены ногайскому послу170. Занимаясь преимущественно внешнеполитическими делами, В.Г.Телепнев возглавлял одновременно и другое важнейшее ведомство - Поместный приказ (упоминается в качестве его судьи с 30 сентября 1609 г. по 4 мая 1610 г.)171 Следы руководства Телепнева Поместным приказом сохранялись в дипломатическом ведомстве и на момент составления Описи 1626 года, в которой были отмечены поместные выписки «немногие, выписываны...при царе Василье»172.
В.Г.Телепнев примкнул к боярской группировке, выступавшей за избрание на российский престол польского королевича Владислава. При приближении к Москве войска польского гетмана С.Жол- кевского из столицы навстречу к нему была выслана делегация, возглавленная боярами Ф.И.Мстиславским, В.В.Голицыным и Ф.И.Шереметевым, окольничим Д.И.Мезецким и думными дьяками В.Г.Телепневым и Т.И.Луговским173. Ha переговорах 5 августа 1610 г. обсуждался вопрос о приглашении на престол королевича Владислава, причем Василий Телепнев зачитывал гетману условия, которые ставила российская сторона. 13 августа посольский дьяк вновь ходил к Жолкевскому и от лица московского правительства требовал перехода Владислава в православие и отступления польских войск от Смоленска174. 17 августа предварительный договор об избрании Владислава московским царем был подписан. Василий Григорьевич был одним из авторов текста договора: в Польше сохранился черновой вариант этого документа, в конце которого указано, что Телепнев «приписал» к нему свою руку175. Есть сведения, что Василий Телепнев был включен в состав посольства, отправленного в сентябре 1610 г. из Москвы под Смоленск к королю Сигизмунду, однако по какой-то причине остался в столице176.
Сведения о дальнейшей судьбе посольского дьяка В.Г.Телепнева бедны и отрывочны. С.А.Белокуров указывает, что 28 августа 1610 г. Телепнев бьш упомянут в документах в качестве «канцлера», а в феврале - марте 1611 г. - думного дьяка; в конце 1610 г. он еще числился в Посольском приказе177. Однако, в «Боярском списке 7119-го года» среди думных дьяков Василий Григорьевич Телепнев не назван. Известно также, что с сентября 1610 г. печатником (канцлером) и посольским дьяком именовал себя также Иван Тарасьевич Грамотин (официальное подтверждение этих чинов он получил в ноябре 1610 г.)178 Это противоречие, вероятно, объясняется тем, что в конце 1610 г. в Москве шел постепенный процесс замены правительства «семибоярщины» ставленниками короля Сигизмунда (позднее, на переговорах с поляками, русские послы скажут, что начальник польского гарнизона в Москве А.Гонсевский «старых дьяков...всех отженул прочь, а иным ничего делать не велел»179. По всей вероятности, Грамотин оттеснил Телепнева от руководства дипломатическим ведомством вскоре после вступления в Москву польского гарнизона. И.Т.Грамотин именовал себя «печатником великие монархии Московские» с сентября 1610 г., а в архиве Посольского приказа хранилась «книга записная печатным пошлинным деньгам 119-го году сентября со 18 числа по апрель месяц»180, которая должна была находиться в Печатном приказе. Интересно также, что вышеназванная книга начата 18 сентября 1610 г., т.е. на другой день после ввода польских отрядов в Москву. Последнее упоминание о Василии Телепневе относится к марту 1611 г., когда по указу королевича Владислава было дано распоряжение об отправлении денег «...в Посольской приказ к печатнику и к думным диаком к Ивану Тарасьевичю Грамотину да к Василью Телепневу»181. Согласно этой грамоте, В.Г.Телепнев оставался в Посольском приказе в чине думного дьяка до марта 1611 г. (возможно - до антипольского восстания в Москве), но главой дипломатического ведомства являлся И.Т.Грамотин. Вероятно, в скором времени В.Г.Телепнев скончался (против версии о возможной опале думного дьяка свидетельствует то, что его родной брат Ефим не только не подвергся немилости-, но оставался в Москве вплоть до ее освобождения ополченцами в качестве дьяка Денежного двора)182.
Иван Тарасьевич Грамотин. B 1610 г., после свержения Василия Шуйского, главой Посольского приказа стал Иван Тарасьевич Грамотин. И.Т.Грамотин был одним из ярчайших представителей московского дьячества начала XVII столетия. Данные источников позволяют нам проследить его жизненный путь на протяжении 44-х лет - с 1595 г. по 1638 г. Иван Тарасьевич последовательно служил всем московским царям, а также самозванцам и претендентам на российский престол в эпоху Смуты (от Лжедмитрия I до королевича Владислава), и бьш вынужден некоторое время прожить в эмиграции в Польше; дважды Грамотин подвергался опале, но всякий раз умел не только восстановить свое прежнее положение, но и подняться до более высоких чинов. Беспринципность и корыстолюбие сочетались в этом человеке с редкими политическими способностями, литературным талантом и готовностью к восприятию отдельных сторон европейской культуры. Среди своих коллег - посольских дьяков - Иван Грамотин также выглядит фигурой исключительной: он трижды выезжал за границу в составе посольств, а во главе Посольского приказа его ставили пять раз (что являлось беспрецедентным случаем в истории этого ведомства). Кроме того, И.Т.Грамотин был первым после В.Я. Щелкалова руководителем внешней политики Московского государства, добившимся официального пожалования чина печатника. Из всех руководителей Посольского приказа начала XVII в. он единственный не только пережил кризис начала XVII в., но и оставался в правящих кругах еще около двух десятилетий. Bce это позволяет охарактеризовать Ивана Тарасьевича Грамотина как личность незаурядную.
По наблюдениям А.П.Павлова, Иван Грамотин бьш одним из немногих дьяков рубежа XVI-XVII вв., происходивших из дьячес- кой средьг183 - его отцом бьиі дьяк Tapac - Курбат Григорьевич Грамотин, служивший в начале 80-х гг. XVI в. в Разрядном приказе184. При этом Tapac Григорьевич привлекался и к дипломатической работе: в апреле 1578 г. он бьш отправлен в составе посольства в Польшу; в августе - сентябре 1581 г. дьяк Курбат Григорьев вместе с думным дьяком Василием Щелкаловым расспрашивал возвратившихся из Ногайской Орды служилых татар и детей боярских185. Знакомство Т.Г.Грамотина с В.Я.Щелкаловым, вероятно, оказало влияние на начальный этап карьеры Ивана Грамотина, который отправился в заграничное посольство в первый же год руководства Василия Щелкалова Посольским приказом.
Год рождения Ивана Тарасьевича неизвестен, достаточно сложно установить даже приблизительную дату. B нашем распоряжении есть лишь косвенные указания на его возраст. B 1595 г. Иван Грамотин отправился с посольством в Империю в качестве «подьячего для письма»186, то есть ему было доверено ведение документации дипломатической миссии (в связи с этим имя Грамотина впервые упоминается в источниках). По всей видимости, к этому времени он уже должен бьиі иметь некоторый опыт приказной работы. K сожалению, установить средний возраст подьячих, впервые отправляемых за границу, не удается. He решает проблемы и указание на то, что в 1635 г. И.Т.Грамотин ушел с поста судьи Посольского приказа «по старости»187. Таким образом, вопрос о дате рождения Грамотина остается открытым.
B 1599-1600 гг. Иван Грамотин в составе посольства А.И.Власьева вновь посетил Германию (по-прежнему исполняя обязанности подьячего для письма), а по возвращении в Москву он упоминается (под именем Ивана Курбатова) в феврале - сентябре 1601 г. в качестве подьячего Новгородской четверти188.
Материалы делопроизводства Посольского приказа позволяют восстановить следующий этап биографии Ивана Тарасьевича, который ранее был неизвестен исследователям. B августе 1602 г. он упоминается в качестве пристава при датском королевиче Иоганне, причем уже в дьяческом чине. 23 августа 1602 г., по прибытии в Новгород, Грамотин представлял принцу местных воевод: «...а объявил их королевичю Иван Курбатов»189. Позднее он вновь упоминается как пристав: «Сентября...в 7 день на стану на Хотелове присылал к приставом ко князю Семену Кропоткину, да к Ивану Судокову, да к диаку Ивану Курбатову королевича Ягана амерал...человека своего Анцу...»190. Таким образом, в промежутке между сентябрем 1601 г. и июнем 1602 г. (когда навстречу королевичу была отправлена правительственная делегация) Иван Тарасьевич бьиі пожалован в дьяки. Возможно, своим возвышением он бьиі обязан покровительству вернувшегося в 1602 г. из Польши нового судьи Посольского приказа Афанасия Власьева, который знал Грамотина по совместному участию в двух посольствах в Германию.
18 февраля 1603 г. И.Т.Грамотин упоминается в документах как думный дьяк Поместного приказа; на этом посту он оставался около года - последнее упоминание о его службе в Поместном приказе относится к февралю 1604 г. (к тому времени он уже не был думным дьяком)191. Co времени производства в думные дьяки Иван Тарасьевич, ранее именовавшийся Курбатовым, получил право писаться «с вичем», и в документах с этого момента он упоминается с отцовской фамилией - Грамотин. B это же время ему впервые пришлось встать во главе дипломатического ведомства Московского государства: в отсутствие А.И.Власьева, с июля 1603 по январь 1604 гг., Грамотин исполнял обязанности судьи Посольского приказа192. Сохранились отписки, адресованные в Посольский приказ дьяку Ивану Грамотину в ноябре - декабре 1603 г.193 Первые месяцы 1604 г. стали для Ивана Тарасьевича сложным временем: от руководства внешней политикой он бьиі отстранен еще до возвращения Власьева из Дании; Поместный приказ он покинул не позднее начала апреля194; с 5 февраля по ноябрь 1604 г. не удается найти ни одного упоминания о нем. Возможно, И.Т.Грамотин подвергся опале, но прямые указания на это отсутствуют.
B ноябре 1604 г. Иван Тарасьевич бьиі отправлен с войском в Северскую землю для борьбы с Лжедмитрием I и перешел на сторону самозванца. За это он получил от последнего думное дьяче- ство: в разрядных записях бьиіо зафиксировано, что в походе самозванца от Тулы до Москвы Иван Грамотин был думным дьяком «в Розряде»195. По возвращении в Москву, в июле 1605 г., Иван Тарасьевич возглавил Поместный приказ (упоминается как судья этого ведомства 20 июля)196. Вскоре после этого Грамотин во второй раз был поставлен во главе Посольского приказа. Время назначения И.Т.Грамотина на должность судьи дипломатического ведомства точно определить не удается: указанию С.Б.Веселовского, согласно которому Грамотин занимал этот пост уже в июле 1605 г., противоречат данные источников, свидетельствующих о том, что в июле, и, по меньшей мере, до 6 августа дипломатические вопросы ведал «казначей и посольской дьяк» А.И.Власьев197. Наиболее раннее упоминание о руководстве И.Т.Грамотина посольскими делами при царе Димитрии Ивановиче относится к 21 августа 1605 г., когда думный дьяк присутствовал на приеме, данном боярами гонцу Ю.Мнишека Я.Бучинскому198; спустя десять дней Грамотин ходил к государю с докладом о выкупе у крымских гонцов русских пленных199. Это позволяет предположить, что назначение Ивана Грамо- тина судьей Посольского приказа, как и ранее, в 1603-1604 гг., носило характер замещения официального главы приказа А.И.Власьева, который 16 августа 1605 г. возглавил посольство в Польшу. Эту версию подтверждает также тот факт, что позднее, по возвращении этой миссии в Москву, посольским дьяком вновь именуется Афанасий Власьев200.
B течение недолгого правления Лжедмитрия I Грамотин оставался одним из наиболее влиятельных лиц при дворе, возглавляя российскую внешнюю политику: в октябре 1605 г. смоленские воеводы И.С.Куракин и И.П.Ромодановский получили распоряжение отправить отписку о прибытии гонцов в Польшу М.Толочанова и Я.Бучинского в Посольский приказ дьяку Ивану Грамотину201. 4 декабря 1605 г. Иван Грамотин расспрашивал в Посольском приказе вернувшегося из Персии литовского торговца Ромашку, который состоял в свите имперского посла Стефана Какаша202. 13 декабря 1605 г., на аудиенции, данной царем черкесским мурзам, Грамотин по-прежнему именуется думным посольским дьяком203. 14 и 20 января 1606 г. были отправлены две царские грамоты (соответственно в Смоленск и в Астрахань), в которых Иван Грамотин именуется посольским дьяком204. He находит подтверждения информация, приведенная С.К.Богоявленским, об отстранении И.Т.Грамотина от руководства Посольским приказом и замене его на этом посту 14 февраля 1606 г. думным дьяком В.Г.Телеп- невым205. B феврале 1606 г. (в том числе и 14 февраля), а также 19 и 22 марта 1606 г. Иван Грамотин продолжает именоваться в источниках думным дьяком Посольского приказа206. Иван Тарасьевич работал и над составлением церемониала встречи Марины Мнишек: в Описи 1626 года была отмечена грамота, отправленная им в Смоленск из подмосковной Вяземы (где в то время жил Лжедмит- рий). B грамоте было «писано о каптанах и о встрече Маринкине, и как им проводити к Москве»207. До конца царствования Лжедмитрия Грамотин возглавлял Поместный приказ и продолжал участвовать в дипломатических делах после возвращения из Польши А.И.Власьева. B частности, во время аудиенции Юрию Мнишеку, думный дьяк Грамотин бьиі в составе «третьей встречи» (наиболее почетной) отца царской невесты; 8 мая 1606 г. он присутствовал на свадьбе царя и Марины Мнишек208; в тот же день Иван Тарасьевич бьш отправлен Лжедмитрием к польским послам Гонсевскому и Олесницкому с приглашением на свадебный пир209. 15 мая 1606 г., накануне гибели самозванца, Грамотин вместе с Власьевым бьш назначен в ответную палату для переговоров с польскими послами210.
После убийства «расстриги» и воцарения Василия Шуйского И.Т. Грамотин, как и другие приближенные самозванца, был выслан из Москвы. Грамотина лишили думного чина и отправили в Псков, где ему пришлось прожить около двух лет211. B начале ноября 1606 г. Иван Тарасьевич уже находился в Пскове - 2 ноября воеводы П.Шереметев, Ф.Звенигородский и дьяки И.Грамотин и
А.Рубцов отправили в Москву отписку и переводы немецких грамот212.
Действия воеводы Шереметева и дьяка Грамотина в Пскове вызвали недовольство широких слоев городского населения и окрестного крестьянства. Шереметев и Грамотин поддерживали верхушку посада в ущерб «меньшим людям», заставляли ремесленников работать на себя «безденежно». Когда города и села, расположенные недалеко от Пскова, начали присягать Лжедмитрию II, городские власти жестоко наказывали «изменников», спрашивая: «Зачем мужик крест целовал?» B то же время крестьянам деревень, отданных им в кормление, воевода и дьяк, напротив, велели присягать самозванцу, чтобы защитить от разорения источники своих доходов213. O деятельности И.Т.Грамотина в псковский период сохранилось следующее свидетельство: дьяк посылал своих людей «грабить христиан и приказывал гнать их скотину в Псков; сам же выезжал из Пскова, брал многих христиан в плен, пытал их, на мзде великой отпущаеще»214. Жестокость и мздоимство воеводы
Шереметева и дьяка Грамотина стали одной из причин городского восстания 2 сентября 1608 г., в результате которого Псков присягнул Лжедмитрию II. Петр Шереметев бьиі убит восставшими; Иван Грамотин спас свою жизнь, перейдя на сторону «чудесно спасшегося царя Димитрия».
После псковского восстания дьяк Иван Грамотин отъехал в Тушинский лагерь самозванца и вскоре стал одним из ближайших советников «Вора»215. Самой известной акцией Грамотина в «тушинский период» была его неудачная попытка совместно с боярином М.Г.Салтыковым обманом склонить к капитуляции осажденный Я.Сапегой и А.Лисовским Троице-Сергиев монастырь в июле 1609 г., заявив, что Василий Шуйский свергнут и Москва занята войсками тушинцев: «И зовуше из града на зговор Михайло Салтыков да Иван Грамотин троицких людей и сказываху, что и Москва уже покорилася и царь Василей и з бояры у нас же в руках»216.
Осенью 1609 г., когда Речь Посполитая начала боевые действия против Российского государства, король Сигизмунд III потребовал, чтобы поляки, служившие самозванцу, прибыли под Смоленск. Это раскололо Тушинский лагерь. B числе русских сторонников «Вора» также образовалась группировка, пожелавшая перейти на сторону короля. B их числе был и Иван Грамотин, который, по свидетельству Конрада Буссова, являлся одним из инициаторов измены Тушинскому вору: «Несколько московитских вельмож, как, например, Иван Тарасович и Михаил Глебович Салтыков, явились...под Смоленск к королю и, как хитрые, лукавые умы, посоветовали королю, раз в России сейчас больше нет прирожденного государя, ...отправиться и попытать счастья»217. B составе «тушинского посольства» Иван Грамотин выехал на переговоры под Смоленск. Результатом этой миссии было подписание договора 4 февраля 1610 г. об избрании русским царем королевича Владислава. Грамотин, бывший среди тушинцев одним из самых опытных дипломатов, принял активнейшее участие в разработке этого документа. Именно он на аудиенции у короля Сигизмунда говорил речь, содержавшую самую суть посольства - обрисовывал политические и экономические выгоды тесного союза Московского государства и Речи Посполитой, а также излагал условия, на которых Владислав может быть избран русским царем (в частности, неприкосновенность православия и расширение прав «московского народа»)218.
По заключении договора Иван Грамотин остался в польском лагере и стал служить Сигизмунду III «преж всех»219. Поляки, лично знавшие дьяка в этот период его хоізни, отзывались о нем с похвалой. Так, гетман Станислав Жолкевский, шедший с войском на
Москву, в письме к королю Сигизмунду от 10 (20) июля 1610 г. просил прислать для возможных переговоров с московитами опытнейшего дипломата - канцлера Льва Сапегу, упоминая в числе прочего, что последний «имеет такие дарования, какими Господь Бог хотел наделить его милость пана Салтыкова Старого, князя Масальского, Грамотина и других, которых Ваше королевское величество благоволите иметь у себя на виду»220.
Вскоре после свержения царя Василия Шуйского и подписания боярами договора об избрании на престол королевича Владислава, в августе 1610 г., Иван Тарасьевич прибыл в Москву, именуя себя «печатником великие монархии Московские»221. Интересно, что примерно в то же время под Смоленском был составлен документ о распределении должностей в правительстве, которое должно было отстранить от власти «семибоярщину». B этом «листе на уряды» было отмечено назначение И.Т.Грамотина главой Посольского приказа, но он не был назван ни печатником, ни даже думным дьяком222. Вероятно, этот титул Иван Тарасьевич принял самовольно, пользуясь неразберихой, царившей в Московском государстве. Позднее, в марте 1613 г., в Польшу бьиі отправлен гонец Д.Оладьин, который должен бьиі в числе прочего заявить радным панам: «А от государя вашего Жигимонта короля в теж поры, как уж бояре с корунным гетманом крестным целованьем укрепились, приехали ис под Смоленска крестнопреступник и изменник Московскому государству Михайло Глебов сын Салтыков, да князь Василей Михайлов сын Мосалской, да дьяк Иван Грамотин, да гостиные сотни торговой детина Федька Ондронов... и учали быти по королевскому веленью в Московском государстве мимо королевские листу [курсив мой. - Д.Л.] и гетманского укрепленья правители»223.
12 сентября 1610 г. из Москвы под Смоленск отправилось посольство «семибоярщины», задачей которого было договориться с польской стороной об избрании на российский престол королевича Владислава, что, по замыслу московского правительства, могло прекратить войну с Речью Посполитой. Приведенная С.Б.Весе- ловским информация об участии Грамотина в этом посольстве224 не подтверждается. С.Б.Веселовский, указывая на то, что И.Т.Грамотин был участником миссии, писал, что с того момента дьяк стал служить Сигизмунду III «преж всех». B данном случае, похоже, были смешаны сентябрьское посольство «семибоярщины» и январское посольство тушинцев (во время которого Грамотин присягнул Сигизмунду и Владиславу). Противоречат вышеназванному утверждению и другие факты. Еще 17 сентября Иван Тарасьевич находился в Москве, уговаривая москвичей впустить в город польский гарнизон225, посольство же было отправлено в лагерь польского короля 12 сентября226, то есть пятью днями раньше. Неучастие Грамотина в переговорах с Сигизмундом III под Смоленском подтверждается и тем фактом, что он в то время вел из Москвы переписку с канцлером Львом Сапегой: одно из его писем было отправлено в сентябре, другое точно датировано 16 декабря 1610 г. (в нем Грамотин сообщал о смерти Лжедмитрия II: «Про Калужскаго есть новины добрые, же его забито, о чем до короля, его милости, будут писать бояре»). Вышеназванные послания сами по себе представляют большой интерес, поскольку в сентябрьской грамоте содержится одно из первых прошений о земельном пожаловании, обращенных к королевским властям (Иван Грамотин ходатайствовал о наделении поместьем подьячего Никифора Спиридонова). Подобные прошения в дальнейшем могли быть использованы королем Сигизмундом как аргумент, подтверждающий его права на российский престол. Оба письма «печатника великие монархии Московские» написаны в униженном тоне и изобилуют полонизмами вроде «сподеваемся вперед вшекого добра», «рачь ваша милость у него выслушает», «от вшитких народов славы и пошанованя» и так далее227 Подобный стиль письма не был характерен для Московского государства начала XVII столетия, поэтому можно заключить, что И.Т.Грамотин усвоил и использовал отдельные элементы польской культуры. По свидетельству самих поляков, Иван Тарасьевич хорошо разговаривал по-польски228.
После ввода польского гарнизона в Москву власть в столице перешла в руки полковника А.Гонсевского. Как отмечалось выше, Иван Грамотин оттеснил от руководства Посольским приказом Василия Телепнева уже в сентябре 1610 г., хотя до марта 1611 г. в Посольском приказе числились оба думных дьяка (Грамотин и Телепнев)229. И.Т.Грамотин сделался одним из ближайших советников начальника гарнизона. Впоследствии русские послы на переговорах напоминали Гонсевскому: «К боярам ты ходил..., только, пришод, сядешь, а возле себя посадишь своих советников, Михайла Салтыкова, князя Василья Мосальского, Федьку Андронова, Ивана Грамотина с товарыщи, и того нам не слышить, что ты с своими советники говоришь и приговариваешь, и что велишь по которой челобитной зделать, так и зделают, а подписывали челобитные твои ж советники, дьяк Иван Грамотин, Евдоким Витовтов, Иван Чичерин..., а старых дьяков, которые бывали при прежних царех, всех ты отженул прочь, а иным ничего делать не велел»230.
Верная служба Грамотина интересам Польши вскоре была вознаграждена: 29 ноября 1610 г. было подтверждено его назначение думным дьяком Посольского приказа и печатником; помимо этого Иван Тарасьевич возглавил Поместный приказ. B королевском указе говорилось: «Пожаловали есмя печатника нашего и думного посольского диака Ивана Тарасьевича Грамотина, велели ему дати нашего четвертного жалованья, что он имел преж сего, да Ивану ж указали сидеть в Поместном приказе»231. B указе от 10 января 1611 г. Грамотин по-прежнему именуется печатником и посольским дьяком, но в Поместном приказе, по данным С.Ф.Платонова, его сменил дьяк Г.Мартемьянов232. Вскоре после этого, по сведениям С.К.Богоявленского, 8 марта 1611 г., И.Т.Грамотин вновь упоминается в качестве главы Поместного приказа233. Однако, источники позволяют утверждать, что Иван Грамотин оставался на посту судьи Поместного приказа без перерывов до самого момента его бегства из Москвы. Среди документов Поместного приказа времени «междуцарствия» сохранилось немало грамот, памятей и записок по поместным делам, датированных мартом - октябрем 1611 г., причем наряду с думным дьяком И.Грамотиным в приказе упоминаются дьяки Н.Новокшенов и Г.Мартемьянов234.
Сохранилась челобитная Ивана Тарасьевича на имя королевича Владислава: «Царю, государю и великому князю Владиславу Жиги- монтовичю всеа Русии бьет челом холоп твой Иванко Грамотин. Милостивый государь, царь и великий князь Владислав Жигимон- тович всеа Русии, пожалуй меня, холопа своего, за мою службу - в Невельском уезде Никольскою волостью Плесково. Царь государь, смилуйся». Ha обороте челобитной можно прочесть резолюцию начальника польского гарнизона Кремля А.Гонсевского: «Царского величества бояром князю Федору Ивановичу Мстиславскому с то- варыщи. Мой совет вам таков, что прикгожо Ивана Тарасьевича за его службу тем поместьем пожаловать. И вашим... милостям покго- вора..., так делать велеть. Александро Корвин Кгосевский вашим милостям челом бьет». 27 сентября 1611 г. просимая волость была пожалована Грамотину235. Пропольские симпатии Ивана Грамотина навлекли на него ненависть жителей столицы, которые в марте 1611 г. едва не подняли восстание, требуя выдать на расправу некоторых изменников, в том числе и Ивана Грамотина. Конрад Буссов в своей «Московской хронике» писал: «Они [московиты. - Д.Л.] изругали постыдным образом также и московитских вельмож, стоявших за короля, а именно - Михаила Глебовича Салтыкова, Федора Андронова, Ивана Тарасовича Грамотина и еще некоторых других, и потребовали, чтобы им выдали всех их, будто бы предавших Россию и своей хитростью добившихся, что ее предложили королевскому сыну»236.
Некоторые сведения о деятельности Ивана Грамотина и его роли в московской администрации в 1610-1612 гг. сохранились в наказе русским послам, отправленным в 1615 г. на переговоры с поляками под Смоленск. По указанию интервентов, Иван Тарасьевич пытался склонить бояр к избранию царем не королевича Владислава, а самого короля Сигизмунда. B наказе было записано: «А гетману Хоткееву говорити: он сам о том всем бояром говорил, и грамоту у себя королевскую сказывал, и князя Юрья Трубецкого, и Ивана Грамотина, и Василья Янова о том к нам ко всем бояром присылал, чтоб нам всем целовати крест королю самому»237. Относительно боярских грамот, которые могли быть представлены польскими послами на переговорах для доказательства своей правоты, русским дипломатам предписывалось говорить: «В уряде на Москве был ты, Александр [Гонсевский. - Д.Л.], владел всем, как хотел, а в Посольском приказе бьиі изменник Московского государства дьяк Иван Грамотин, ваш советник, и он по совету с тобою так писал, и печати боярские были у него, и вы писали, что хотели, и печатали, а бояре того не ведали»238. Далее говорилось: «Бояре были у вас что в вязенье, велели есте руки прикладывать, и они прикладывали поневоле и не четчи грамот... A прикладывали руки к верхнему столпцу да к другому, а на сставех Московского государства изменников... Василья Янова, да Овдокима Витофтова, Ивана Грамотина руки»239. Согласно официальной версии, И.Т.Грамотиным были составлены «боярские» грамоты к Я.П.Сапеге с призывом идти под Москву против Прокопия Ляпунова, а также к королю с сообщением об аресте патриарха Гермогена по решению бояр240. B 1611 г. Иван Грамотин по приказу А.Гонсевского от лица бояр говорил с польским послом
A. Жолкевским: «что велел Ивану Грамотину боярским словом говорити Александр Гасевской, то Иван от бояр и говорил, и писмо таково дали Александр с ызменники, ...а говорил все боярским словом и писал по Александрову веленью Иван Грамотин»241. Посольский дьяк готовил посольство Ю.Н.Трубецкого, М.Г.Салтыкова и
B. Янова, отправившееся в Польшу в октябре 1611 г., а затем и сам поехал ко двору короля Сигизмунда. Ha переговорах в 1615 г. поляки напоминали: «присылали бояре с Москвы к государю их [Сигизмунду. - Д.Л.] послов своих князя Юрья Трубецкого, да Михайла Салтыкова, да думного дьяка Василья Янова..., а после того присылали дьяка Ивана Грамотина, а с Ываном x королю и x королевичю писали и приказывали, да и к послом ко князю Юрью Трубецкому да к Михайлу Салтыкову писали и приказывали..., чтоб они били челом государю их, чтоб он шол к Москве с сыном своим вскоре, чтоб воры не осилели»242.
Деятельность Грамотина по подготовке миссии Ю.Н.Трубецкого, а также обстоятельства его собственного отъезда в Речь Посполитую, изложены в наказе русским послам под Смоленском.
Текст этого наказа сохранился в составе двух книг Посольского приказа по связям Российского государства с Польшей: в книге № 30, помимо наказа (листы 3 об. - 304 об.), содержится переписка Посольского приказа с послами; книга № 31 содержит лишь текст наказа (листы 1 - 358 об.) Текст наказа в книге № 31 переписан не до конца, обрыв текста соответствует листу 293 книги № 30. Сопоставление текстов наказа в книгах № 30 и № 31 позволяет прийти к выводу об их идентичности. Серьезные разночтения можно отметить лишь в той части, где речь идет о деятельности И.Т.Грамотина в 1611-1612 гг. B связи с этим представляется необходимым привести здесь результаты текстологического сопоставления содержания наказа русским послам в книгах № 30 и N° 31 (жирным шрифтом выделены разночтения).
Книга № 31 244
Книга № 30 243
И ты, гетман, советовав с Олександром Гасевским и с его советники, а Московского государства с ызменники, велели X королю ехати, будто в послех, князю Юрью Трубетцкому, да Михайлу Салтыкову, да дьяку Василью Янову, а наказ велели писати дьяку Ивану Гра- мотину по тому, как государю вашему и вам надобно... И Иван наказ писал у вас в табарех по вашему веленью, что вы ему велели. И отпустили вы князь Юрья да дьяка Василья от себя x королю ис табор... A Иван Грамотин написал себе грамоту сам, и, запечатав боярскою печатью, по совету с Олександром Гасевским, поехал собою x королю. И его на дороге ис полков ограбили, и ту грамоту, которую было повез с собою с Москвы, бутто от бояр, взяли. И он жил у тебя, гетмана, в Рогачове долгое время, да приехав в Можаеск, написал другую грамоту от бояр о себе X королю, бутто он послан от бояр, а бояре того и не ведали, бояре себе ожидали с часу смерти.
И ты, гетман, советовав с Олександром Гасевским и его советники, велели X королю ехати, будто в послех, князю Юрью Трубетцкому, да Михайлу Салтыкову, да дьяку Василью Янову, а наказ велели писати дьяку о себе X королю, будто он послан от бояр, а бояре того и не ведали, бояре себе ожидали с часу на час смерти.
Как видно из сопоставления текстов, при переписывании книги № 31 из наказа были удалены сведения, которые компрометировали Ивана Тарасьевича Грамотина. Поэтому можно предположить, что эта книга писалась в то время, когда Иван Грамотин вновь возглавил Посольский приказ (вероятнее всего, в 1634 г., когда по завершении русско-польской войны велись мирные переговоры, и
обращение к материалам, освещавшим аналогичные переговоры двадцатилетней давности, было оправдано).
Дата отправления И.Т.Грамотина в Польшу нуждается в уточнении. М.П.Пуцилло в своем исследовании указывает, что это событие произошло в сентябре 1612 г.245 Однако, отправление посольства в тот момент являлось бы крайне проблематичным, так как еще с конца августа Москва была блокирована Вторым ополчением. Можно предположить, что Грамотин покинул столицу раньше указанной даты. Это косвенно подтверждается свидетельством архиепископа Арсения Елассонского, который сообщал, что в начале 1612 г. из Москвы ушел с войском гетман Карл Ходкевич, следом за которым «последовали и многие другие: великий логофет Иоанн секретарь и дьяк Евдоким Титов [вероятно, дьяк Евдоким Витов- тов. - Д.Л.] и другие, которые вместе с патриархом кир Игнатием были ограблены на пути русскими воинами, и едва нагими и лишенными всего убежали в Польшу патриарх кир Игнатий и некоторые с ним»246. Надо полагать, что под «логофетом и секретарем Иоанном» архиепископ Арсений подразумевал Ивана Грамотина, поскольку логофет - это название одной из церковных должностей, в обязанности обладателя которой входило хранение патриаршей печати, архива и делопроизводства. Грамотин же в 16111612 гг. имел чин печатника и посольского дьяка. Приведенные Арсением Елассонским сведения об ограблении патриарха Игнатия и его спутников (в том числе логофета Иоанна) подтверждается текстом вышеприведенного наказа об ограблении Грамотина ополченцами. Описывая совещание начальника польского гарнизона с «некоторыми русскими начальниками», имевшее место 23 августа 1612 г., Арсений Елассонский не называет в числе совещавшихся Ивана Грамотина - одного из виднейших сторонников поляков247. По всей видимости, дьяк к этому времени уже уехал из города. Кроме того, в наказе русским послам под Смоленском было записано, что после ограбления Иван Грамотин долгое время жил у гетмана Ходкевича в Рогачеве, затем переехал в Можайск, где написал новую грамоту, и лишь после поехал к королю Сигизмунду. Под Москву же с королевским поручением он вернулся в ноябре 1612 г. Bce эти события вряд ли могут уложиться в два - три месяца (сентябрь - ноябрь 1612 г.) Поэтому отъезд Грамотина из Москвы в Речь Посполитую следуетдатировать не сентябрем, а началом 1612 г.
Российские источники не сохранили для нас информации об этой миссии Ивана Тарасьевича: в нашем распоряжении имеются лишь те немногочисленные данные, которые он счел возможным сообщить о своем посольстве по возвращении из польской эмиграции, или же те сведения, которых дьяк не смог скрыть. Согласно имевшейся в Москве на 1615 г. информации, картина вырисовывается следующим образом. B сентябре 1611 г. Грамотин подготовил и отправил в Польшу посольство Ю.Н.Трубецкого, М.Г.Салтыкова и В.Янова, однако эта миссия была возвращена в Москву гетманом Ходкевичем. Под нажимом гетмана Грамотин был вынужден написать послам другой наказ, согласно которому они должны были просить на российский престол не королевича Владислава, а самого Сигизмунда III. C этим наказом посольство Трубецкого и отбыло в Варшаву в октябре ІбП г. Всего через два - три месяца Иван Грамотин зачем-то тоже отправляется в Польшу с собственноручно написанной грамотой, содержание которой никому не известно. Подвергнувшись ограблению со стороны ополченцев, думной дьяк в лагере Ходкевича написал себе новую грамоту (также неизвестного содержания), и вновь отправился ко двору Сигизмунда. K этому времени польский король уже получил через посольство Трубецкого приглашение занять российский престол. Так выглядит ход событий в изложении самого Грамотина (как было показано выше, позднее Иван Тарасьевич попытался уничтожить значительную часть и этих немногочисленных сведений).
Однако, в свете польских источников, события выстраиваются иначе. B нашем распоряжении имеется запись речей посольства Трубецкого, сделанная поляками во время переговоров в Варшаве. Кратко изложив историю развития Смуты в Московском государстве, русские дипломаты сообщили о желании русских людей видеть на российском престоле королевича Владислава (предложить трон которому и отправилось их посольство). Однако, гетман Ход- кевич вернул их в Москву и сообщил послам о желании Сигизмунда III принять российскую корону в обход Владислава. Посовещавшись, русские люди решили отклонить данное предложение, поскольку лишь воцарение королевича Владислава способно прекратить Смуту в Московском государстве248.
Переговоры закончились согласием короля дать на российский престол своего сына. Как видно, посольство Трубецкого не было виновно в том, что Сигизмунд III стал сам претендовать на московскую корону. Отпустив посольство, король отправился на богомолье в Ченстохово. Оттуда в марте 1612 г., т.е. через полтора месяца по завершении переговоров, король стал посылать грамоты сенаторам, сообщая, что последнее московское посольство обратилось к нему с просьбой приехать в Москву вместе с Владиславом и изъявило согласие на слияние Российского государства и Речи Посполитой в единое целое249. Однако, миссия Трубецкого, как было известно сенаторам, с таким предложением к королю не обращалась. Следовательно, логично будет предположить, что под «последним московским посольством» Сигизмунд III подразумевал какую-то другую миссию. Зная, что в начале 1612 г. из Москвы с грамотой к королю отбьиі Иван Тарасьевич Грамотин, по пути побывавший в лагере гетмана Ходкевича, можно с высокой степенью достоверности предположить, что именно думной дьяк Грамотин прибыл к марту 1612 г. к польскому королю и заявил о готовности Московского государства вступить в унию с Речью Посполитой. Позднее дьяк сделал все возможное, чтобы скрыть этот факт, возложив вину за приглашение на российский престол польского короля на миссию Трубецкого.
Таким образом, в начале 1612 г. И.Т.Грамотин покинул столицу и отправился в Польшу. Вероятно, он увез с собой боярские печати, поскольку в наказе русским послам в 1615 г. указывалось: «А боярских печатей после Ивана Грамотина в Посольском приказе и не сыскали»250. B королевской грамоте, присланной в Москву 2 октября 1612 г., упоминалось о приезде Грамотина к королю в качестве посла251. B ноябре 1612 r. Иван Грамотин вернулся к столице с польским отрядом, получив от Сигизмунда III поручение склонить Земский собор к избранию царем Владислава252. Позднее польские паны в своей грамоте напоминали московским боярам, что они королевских послов «пана Самойла Зборовского, пана Он- дрея Молоцкого, князя Данила Мезетцкого, Ивана Грамотина, которых бьиі государь, их милость, перед собою к вам отпустили, объявляючи свой государьский приход, к себе есте не пустили, и, обесчестив их, выслали из столицы многих ратных людей, и учинили с ними драку и бой»253. Русским послам было предписано отвечать, что Зборовский, Молоцкий и Грамотин «пущие враги Московскому государству, царствующий град жгли и всякое зло делали, хоти б таких король и с прямым з добрым делом прислал, и им было верити нельзя»254.
Потерпев неудачу, Грамотин возвратился в Польшу и доложил королю Сигизмунду, что «на Москве у бояр, которые вам, великим господарям, служили, и у лутших людей хотение есть, чтоб просити на господарство вас, великого господаря королевича Владислава Жигимонтовича, а имянно де о том говорити не смеют, боясь казаков, а говорят, чтобы обрать на господарство чужеземца»255. После этого Ивану Тарасьевичу пришлось некоторое время прожить в Польше. Вплоть до сентября 1615 г. в официальных русских документах Ивана Тарасьевича именовали изменником, «первым всякому злу начальником и Московскому государству разорителем». Так квалифицировался И.Т.Грамотин в наказе гонцу в Польшу Д.Оладьину, который должен бьиі высказать протест в случае, если во время аудиенции у короля Сигизмунда при нем будут находиться русские изменники256. B 1615 г., во время русско-польских переговоров под Смоленском, Ивана Грамотина называли «пущим врагом Московскому государству»257. Тем не менее, Грамотин вернулся на родину, и быя не только помилован, но и вновь занял высокое место в московской администрации.
Установить точную дату возвращения Грамотина из Польши не удается. С.Б.Веселовский в качестве примерной даты называет 1617-1618 гг.258 Эта же дата приводится и в других справочных изданиях. Основанием для подобной датировки явилось то, что первым упоминанием в источниках о жизни И.Т.Грамотина в Москве после 1613 г. считалось указание на руководство им с апреля 1617 г. приказом Новгородской четверти259. Кроме того, в наказе русским послам под Смоленском было записано, что Иван Грамотин все еще живет в Польше: «...Московского государства изменников, которые и ныне у вас [в Польше. - Д.Л.]: Василья Янова, да Овдо- кима Витовтова, Ивана Грамотина...»260; «в Посольском приказе были советники ваши - изменник Иван Грамотин, в Розряде Василей Янов, Овдоким Витофтов, которые и тепере у вас...»261. Поскольку переговоры велись под Смоленском осенью 1615 г. - зимой 1616 г., можно сделать вывод, что Иван Грамотин возвратился из Польши не раньше этого времени, поскольку в наказе говорится, что он находится в Польше. Однако материалы Посольского приказа позволяют отнести возвращение Ивана Грамотина из Польши к более раннему времени. 16 октября 1614 г., в связи с приездом в Москву датского посольства, из Посольского приказа в Земской приказ была отправлена память, в которой было сказано: «Указал государь... стояти датцким посланником на дворе Соловет- цкого монастыря, где ныне стоит Иван Грамотин»262. Следовательно, Иван Тарасьевич находился в Москве уже в октябре 1614 г. и жил на дворе Соловецкого монастыря (в Китай-городе, на Введенской улице)263. По всей видимости, Грамотин вернулся в Москву незадолго до этого упоминания, поскольку ему пока не возвратили его собственный двор. Вероятно, в то время Грамотин еще не был реабилитирован, так как его содержали на монастырском подворье (где позднее жили под надзором польские и датские посланники)264. Подтверждением того, что Иван Грамотин возвратился из эмиграции до начала русско-польских переговоров под Смоленском, является упоминание в тексте наказа русским послам подробностей из жизни Ивана Тарасьевича, относящихся к 1612 г. (о проживании у гетмана Ходкевича в Рогачеве, переезде в Можайск, составлении новой грамоты к королю)265. Эти сведения не могли быть известны московскому правительству; по всей видимости, их сообщил сам Иван Грамотин. Упоминания же о том. что
И.Т.Грамотин в момент переговоров якобы продолжал жить в Польше, объясняется, вероятно, нежеланием российской стороны упоминать факт возвращения в Москву человека, который, по официальной версии, был одним из главных виновников разорения Московского государства. Кроме того, в одном месте наказа при перечислении изменников, проживающих в Польше, Иван Грамотин назван не был266.
При каких обстоятельствах Иван Тарасьевич Грамотин возвратился в Москву - неизвестно. Однако можно высказать некоторые предположения. Гетман Станислав Жолкевский в своем письме от 30 июля 1613 г., отправленном из Львова к канцлеру Льву Сапеге, выражал сомнения в целесообразности принятия Речью Посполитой посредничества Империи в переговорах с московским правительством и предлагал свой план действий: «Я считал бы лучше, чтобы тех людей московского народа, которые здесь у нас находятся, т.е. Филарета, Голицына, Луговского, Баратынского, Василия Иванова, Грамотина свести вместе, дабы они сообща дали совет и из своей среды послали. Вероятным есть, что желая и примирения своего отечества, и затем самим себе свободы, они искренно и с доброю волею захотят подать соответственные советы и убеждениями (которые, однако, не могут иметь большой важности) стараться у своего народа, чтобы мы, наконец, когда-нибудь могли примириться»267. По всей видимости, сначала король Сигизмунд III пытался добиться выгодного для себя мира при посредничестве имперских дипломатов, однако прибывшие в январе 1614 г. к границе императорский гонец Яков Генкель и посланник от панов Ян Гри- дич не бьиіи пропущены через рубеж268. Возможно, после этого была предпринята попытка реализовать вариант, предложенный летом 1613 г. С.Жолкевским. Для выполнения подобной миссии из русских людей, находившихся в Польше, Грамотин был самой подходящей фигурой, поскольку имел солидный дипломатический стаж и был известен своей лояльностью по отношению K польской стороне. Интересно, что с ноября 1614 г. (после первого упоминания Ивана Грамотина в Москве по возвращении из эмиграции) в дипломатической документации Посольского приказа появляются сведения о некой мирной инициативе польских панов. B наказе приставу при английском после Дж.Меррике говорилось: «А ныне невдавне присылали к великого государя нашего...бояром коруны польские... паны рада, чтоб бояре великого государя нашего... молили и просили, чтоб его царское величество... позволили им, своей царской думе, с ними, с паны радами, сослатца, и послом бы с обе стороны на рубез съехатца, и о мирном договоре говорити и становити, как бы с обе стороны кровь уняти, и мир и покой учи- нити, и пленных на обе стороны свободити»269. Аналогичные слова были записаны в грамоту, отправленную с посланником Ф.Же- лябужским в декабре 1614 г. в Польшу270. Таким образом, возвращение И.Т.Грамотина в Москву, возможно, было связано с мирной инициативой рады Речи Посполитой, в качестве посланника которой Грамотин мог выступить осенью 1614 г. Это отчасти объясняет, почему в октябре 1614 г. Иван Грамотин стоял на подворье Соловецкого монастыря, где позднее ставили датских и литовских дипломатов. Неизвестно, был ли Грамотин задержан в Москве насильно, или же он изъявил желание, покаявшись в своих изменах, перейти на службу к царю Михаилу. Однако совпадение появления Ивана Грамотина в Москве с выдвижением польской дипломатией мирных предложений, особенно ввиду приводившейся выше фразы Жолкевского, видного сторонника прекращения «Московской войны», представляется довольно интересным.
Следовательно, не позднее октября 1614 г. Иван Тарасьевич возвратился из Польши в Москву. Таким образом, И.Т.Грамотина можно считать одним из первых русских политических эмигрантов, вернувшихся в Российское государство. B связи с этим перед нами встает вопрос: чем можно объяснить реабилитацию Грамотина, позволившую ему вернуться на родину и вновь занять высокое место в служебной иерархии? Аргументацию С.Ф.Платонова, видевшего причину прощения дьяка в его «исключительной талантливости и деловитости»271, трудно назвать исчерпывающей. «Острую нехватку нужных кадров», отмеченную Н.Ф.Демидовой272, также нельзя считать решающим фактором: Романовы могли миловать чиновников, изменявших предыдущим царям, но Грамотин успел провиниться и перед новой династией (в частности, он пытался воспрепятствовать избранию царем Михаила Федоровича). Поэтому, несмотря на то, что бояре еще в марте 1613 г. указали гонцу в Польшу Д.Оладьину обнадежить прощением московских изменников, «в ком правды почает»273, Иван Грамотин вряд ли мог надеяться на безнаказанность.
Несомненно, возвращаясь в Москву, Иван Тарасьевич рассчитывал на заступничество высоких покровителей. Однако укоренившееся в историографии представление, согласно которому своим прощением и возвышением после эмиграции Грамотин бьиі обязан протекции Филарета Никитича Романова, с которым он якобы сблизился в Польше274, может быть подвергнуто критике. Сведения об их контактах в Речи Посполитой отсутствуют. Сомнительно также, что пленный митрополит мог найти общий язык с изменником, служившим польскому королю. Трудно также предположить, что сблизившись в Польше, дьяк и патриарх вернулись в Москву с диаметрально противоположными взглядами на цели и задачи внешней политики Московского государства: Грамотин был сторонником сближения с Речью Посполитой, а патриарх настаивал на военном реванше в борьбе с Польшей, для чего предлагал заключить военный союз со Швецией275. Впоследствии именно Филарет Никитич стал инициатором опалы Ивана Грамотина. Кроме того, возвращение дьяка Грамотина в Москву и его реабилитация относятся ко времени, когда Филарет еще находился в польском плену. Более вероятно, что поддержку Ивану Тарасьевичу оказали Борис и Михаил Салтыковы, племянники царицы-инокини Марфы, которые были самыми влиятельными лицами при дворе до возвращения Филарета. C братьями Салтыковыми Грамотина связывало многолетнее сотрудничество с их дядей М.Г.Салтыковым, также служившим Сигизмунду III и бежавшим в Польшу. Именно ко времени управления государством царицы Марфы и Салтыковых (начальному периоду царствования Михаила Романова) относятся реабилитация и наибольшие успехи в карьерном продвижении Ивана Тарасьевича. Близость дьяка Грамотина с семейством Салтыковых подтверждается также тем фактом, что в 1646 г., спустя восемь лет после смерти Ивана Тарасьевича, И.И.Салтыков сделал по нему вклад в Троице-Сергиев монастырь - золотое блюдо в 54 золотника276.
Источники пока не позволяют проследить биографию И.Т.Грамотина с октября 1614 г. по апрель 1617 г. B материалах делопроизводства Посольского приказа сохранилось дело, справленное неким подьячим «Иваном Гр...» (фамилия не сохранилась)277. Можно предположить, что по истечении некоторого времени после возвращения из Польши Иван Грамотин был лишен дьяческого чина и зачислен подьячим в Посольский приказ. Подобный прецедент уже имел место в рассматриваемую эпоху: после освобождения Москвы от поляков бьш разжалован в подьячие дьяк Евстафий Кувшинов, сотрудничавший с интервентами278. Однако, доказать справедливость данной версии не удается, и она остается лишь предположением.
B апреле 1617 г. Грамотин уже управлял деятельностью приказа Новгородской четверти, а год спустя вновь был допущен к дипломатическим делам. 2 мая 1618 г. царь «указал свейское посольское дело ведати и в ответе з бояры быти дьяку Ивану Грамотину, а в ответех указал государь писатися ему думным»279. Уже 3 мая Иван Грамотин присутствовал на аудиенции шведским послам, во время которой исполнял функции, традиционно входившие в компетенцию посольского дьяка, в частности, говорил послам речи от имени царя280. Вероятно, сначала Иван Тарасьевич должен был замещать
больного судью Посольского приказа Петра Третьякова на переговорах со шведскими послами (Грамотину было указано ведать лишь «свейское посольское дело»). Думным дьяком в это время его также именовали, надо полагать, лишь при шведских дипломатах, чтобы повысить авторитет и представительность русской ответной комиссии. Представляется, что думный чин был официально пожалован И.Т.Грамотину несколько позже, около 19 мая 1618 г. B этот день состоялась аудиенция шведским послам. Церемониал царского приема, как нередко делалось в Посольском приказе, был составлен и записан заранее (позднее в тексте делались поправки соответственно отклонениям от церемониала, после чего текст мог переписываться начисто). B предварительной росписи церемониала аудиенции Иван Грамотин еще именовался дьяком, однако позже над строкой рядом с его именем везде было приписано слово «думной»281. Это позволяет сделать вывод о том, что официальное пожалованье И.Т.Грамотину думного чина произошло незадолго до 19 мая 1618 г. _
Неизвестно также, когда Иван Грамотин был официально назначен главой Посольского приказа. Информация С.Б.Веселов- ского, согласно которой Иван Тарасьевич возглавлял дипломатическое ведомство с апреля 1618 г.282, не подтверждается данными делопроизводства Посольского приказа. Как указывалось выше, 2 мая Грамотину было указано ведать лишь «свейские дела», а не Посольский приказ. B связи с посольством Г.Стейнбока и ратификацией Столбовского договора Иван Тарасьевич упоминается в Посольском приказе и позднее: 19 июня 1618 г. информацию, касавшуюся шведского посольства, велено было «сказати в Посольском приказе диаком Ивану Грамотину да Саве Романчюкову»283; 11 июля подьячему И.Дедкову и переводчику Т. фон Немену были выданы подорожные до шведского рубежа по грамотам за припи- сью дьяка Ивана Грамотина284; 2 августа 1618 г. из Посольского приказа в Белоозеро была отправлена грамота за приписью И.Грамотина285; 5 января 1619 г. к нему в Посольский приказ из Большого Прихода была прислана память о жалованье толмача В. Вилимова, отправленного на межевание русско-шведской границы286. Однако, в связи с дипломатическими контактами с другими державами, имя Ивана Грамотина не встречается вплоть до лета 1619 г. B крымских делах, в частности, Грамотин упоминается в качестве думного посольского дьяка лишь с 30 июля 1619 г., когда он принимал в Посольском приказе гонца Ибрагим - мурзу и на аудиенции получал грамоты, являл крымцам царские подарки и говорил от лица Михаила Федоровича речь287. Назначение Грамотина судьей Посольского приказа произошло между 21 мая (когда в приказе упоминается один дьяк - Савва Романчуков)288 и 22 июня (в этот день Грамотин принимал в Посольском приказе датского гонца). По всей видимости, назначение Грамотина руководителем дипломатического ведомства произошло незадолго до 22 июня 1619 г.: в росписи церемониала встречи гонца было записано: «А лошадь под посланника с седлом посылана думново дияка Томила Луговского» (однако, имя Луговского было вычеркнуто, а вместо него было вписано «Ивана Грамотина»289. Далее, в наказе приставу было сказано: «А сказать ему: «Царского величества думной дьяк Иван Грамотин прислал к тебе лошадь». B последней фразе возле слова «дьяк» над строкой было приписано слово «посольской»290. Характер правки позволяет предположить, что Грамотин стал посольским дьяком незадолго до приезда датского гонца в Москву, поскольку сначала предполагалось участие в церемонии встречи другого думного дьяка - Луговского, а самого Ивана Грамотина записали в столбце без указания на его принадлежность к Посольскому приказу. Таким образом, наиболее вероятным временем нового назначения Ивана Тарасьевича судьей Посольского приказа следует считать июнь 1619 г., а не май 1618 г., как считалось ранее. B связи с этим интересно отметить, что назначение Грамотина судьей Посольского приказа совпало во времени с возвращением из польского плена Филарета Никитича Романова, прибывшего в Москву 14 июня 1619 г. Данное обстоятельство позволяет нам иначе истолковать фразу И.Массы, на основании которой прежде делались выводы о реабилитации Грамотина по воле Филарета: «Все сделано по приказу самого родителя царского, но все заранее уже было назначено и определено»291. Воле патриарха Иван Тарасьевич был обязан своим назначением главой Посольского приказа, но не реабилитацией, которая произошла значительно раньше. C сентября до 2 ноября 1619 г. Иван Грамотин находился с царем Михаилом Федоровичем на богомолье292 (в его отсутствие иностранных дипломатов принимали в Посольском приказе окольничий Г.К.Волконский и дьяк С.Романчуков). По возвращении в Москву, Грамотин вернулся к руководству внешнеполитическими делами (24 ноября 1619 г. участвовал в аудиенции крымскому гонцу, 17декабря вел с ним переговоры в приказе)293. Перечисленные факты свидетельствуют о том, что Посольский приказ был возглавлен И.Т.Грамотиным в середине 1619 г.
Дальнейшая биография И.Т.Грамотина выходит за хронологические рамки настоящего исследования, поэтому жизненный путь думного дьяка после завершения Смуты приводится в общих чертах. Bo главе Посольского приказа Грамотин находился до конца 1626 г. Занимая этот пост, он продолжал проводить внешнеполитическую линию, направленную на сближение с Речью Посполитой, но при этом ему пришлось бороться с влиятельной боярской группировкой, во главе которой стоял вернувшийся из плена непримиримым противником Польши патриарх Филарет. Так, в июне 1621 г., принимая в Посольском приказе крымского посла Сулем- шу-мурзу, в ответ на его предложение вступить в союзе с Османской империей и Крымским ханством в войну с Речью Посполитой, Иван Грамотин сказал, что «ныне царскому величеству послати ратей своих на полсково короля не время». Патриарх же вскоре, в начале июля, на совещании с царем заявил: «Ныне над ними [поляками. - Д.Л.] государю промышлять время»294. Царский отец, нередко проводивший свою дипломатическую политику в обход Посольского приказа, сумел в 1622 г. добиться разрыва отношений с Польшей. Московское государство при этом оказалась в дипломатической изоляции, и Иван Грамотин сумел воспользоваться ошибкой Филарета Никитича и восстановить свое влияние при дворе: в 1623-1626 гг. Посольский приказ отклонил английское и два шведских предложения союза против Польши. Руководя Посольским приказом, в 20-е годы XVII в. Иван Грамотин наладил личные (полуофициальные) контакты с английским дипломатом Дж.Мерриком295, что было серьезным новшеством в работе российского дипломатического ведомства. Несмотря на противоборство с патриархом Филаретом, Иван Тарасьевич продолжал пользоваться доверием царя. Именно ему в 1624 г. было поручено деликатное расследование, связанное с установлением подлинности присланной из Персии в подарок Михаилу Федоровичу Ризы Господней; в том же году И.Т.Грамотин возглавил приказ Золотой палаты296. Грамотин неизменно сопровождал царя в его поездках в Троице- Сергиев монастырь297; в 1626 г. он участвовал в подготовке свадебной церемонии царя Михаила.
21 декабря 1626 г. И.Т.Грамотин был подвергнут опале и сослан в Алатырь, где провел почти семь лет. Ивану Тарасьевичу было предъявлено обвинение в колдовстве (говорили, что у думного дьяка бьиі «волшебный крест» (или перстень), с помощью которого OH добивался царской благосклонности)298. По мнению С.А.Белокурова, это было лишь поводом для удаления Грамотина от двора, главной же причиной опалы были его разногласия с патриархом Филаретом по внешнеполитическим вопросам299. Подтверждением того, что ссылка Ивана Грамотина была инициирована Филаретом Никитичем, является то, что сразу после смерти патриарха он был амнистирован и возвращен в столицу (5 октября 1633 г., на четвертый день после смерти царского отца, Грамотина было велено взять из опалы). B ноябре 1633 г. он был пожалован в московские дворяне, 19 мая 1634 г. Иван Грамотин вновь стал думным дьяком Посольского приказа, а 2 июня - печатником300.
Таким образом, Иван Тарасьевич полностью восстановил свое влияние при дворе, а также сам мог оказывать покровительство своим родственникам. Грамотин состоял в родстве с семейством Милославских: И.Д.Милославский, отец первой жены царя Алексея Михайловича Марии Ильиничны, приходился Ивану Грамотину племянником. Своим возвышением в начале карьеры будущий царский тесть был обязан покровительству печатника Грамотина301. Уже к 20-м годам XVII в. Иван Тарасьевич был крупным землевладельцем - ему принадлежали родовая вотчина в Городском стане Звенигородского уезда и купленная вотчина в Горетовом стане Московского уезда. За участие в «московском осадном сидении» 1618 г. Грамотин был пожалован 15 августа 1619 г. вотчиной в За- кудемском стане Нижегородского уезда - селом Толоконцево (457 четей и 153 двора)302. B Нижегородском уезде в 1625 г, Грамотин владел и другой вотчиной - деревней Сопчино303. Всего, по сведениям О.А.Шватченко, думный дьяк И.Т.Грамотин владел 1069 десятин вотчинной земли в трех уездах304. Кроме того, Ивану Грамотину принадлежало поместье Лена в Яренском уезде (с 1618/19 г.)305 Двор Ивана Грамотина в Москве бьиі расположен в Китай-городе, на Посольской улице (ныне Ильинка)306. Согласно разметному списку 1632/33 г. Грамотин бьиі одним из богатейших людей в дьяческом чину307. O богатстве И.Т.Грамотина свидетельствует и величина его монастырских вкладов: 100 рублей в 1620 г., 200 рублей в 1624 г., более 440 рублей по смерти308. Показателем богатства думного дьяка является его подарок, поднесенный царевичу Алексею Михайловичу - серебряный медведь. Сделан этот подарок был, вероятно, вскоре после возвращения И.Т.Грамотина из ссылки (А.Ф.Малиновский ошибочно относит это событие к 1642 г., когда дьяка уже не было в живых)309. Жалованье Грамотина (согласно «Боярской книге 1627 года») составляло 300 рублей310. Одним из источников доходов Ивана Тарасьевича были получаемые им взятки: в 1646 г. российские купцы жаловались на засилье «гамбургских, брабантских и голландских немцев», имевших грамоты о торговых льготах: «А грамоты эти взяли они из Посольского приказа ложным своим челобитьем и многими посулами и поминками у думных дьяков Петра Третьякова и Ивана Грамотина»311.
Bo главе Посольского приказа после ссылки Грамотин находился чуть больше года, однако к этому времени относится попытка реформировать российскую посольскую службу. B декабре 1634 г. в Стокгольме впервые в истории отечественной внешней политики было создано постоянное дипломатическое представительство - резидентура (просуществовавшая, правда, всего полтора года)312. B июле 1635 г. И.Т.Грамотин отказался от должности судьи Посольского приказа по старости, сохранив за собой должность печатника. Два следующих года Иван Тарасьевич оставался заметной фигурой при дворе. 4 ноября 1637 г. царь, отбывая на богомолье, поручил следить за порядком в Москве группе лиц, среди которых был и печатник Грамотин. Последний раз в приказной документации его имя упоминается 15 декабря 1637 г.313 23 сентября 1638 г. Иван Тарасьевич Грамотин умер, не оставив потомства, приняв перед смертью постриг под именем Иоиля в Троице-Сергиевом монастыре314, где и был погребен 4 октября 1638 г.315 Так завершилась жизнь одного из интереснейших представителей московской приказной системы первой половины XVII в. Современники высоко оценивали выдающиеся способности и образованность Ивана Грамотина. Голландец Исаак Macca охарактеризовал думного дьяка следующим образом: «похож на немецкого уроженца, умен и рассудителен во всем и многому научился в плену у поляков и пруссаков»316.
По роду своей службы постоянно общаясь с иностранцами, И.Т.Грамотин воспринимал отдельные элементы европейской культуры. С.Ф.Платонов дал меткую характеристику думному дьяку Грамотину: «Он сам тянулся к иностранцам и без принуждения усвоил немецкое обличье и польский язык... Bo всем поведении Грамотина всегда сквозило одно - стремление к житейскому успеху, которого он ищет хотя бы ценою потери личного достоинства и чести. B нем и ему подобных нет ничего принципиального и идейного. Иноземное новшество для него - удобное и приятное житейское средство; старые устои - нечто, не имеющее цены»317. Увлеченность Грамотина европейской культурой была отмечена И.Массой; свидетельством определенного внимания дьяка Грамотина к культуре Запада является заказ им собственного портрета - явление, распространенное в Европе, но в Российском государстве встречавшееся еще крайне редко (копия этого портрета сохранилась до настоящего времени и находится в Государственном историческом музее, хотя о времени его написания идут споры). Кроме того, увлечение Ивана Тарасьевича западной культурой прослеживается и в его письмах JI.Canere, показывающих знакомство дьяка с польским языком, а также в попытках реформировать деятельность Посольского приказа по европейскому образцу. Несмотря на увлечение элементами европейской культуры, И.Т.Грамотин оставался приверженцем православия: дома у него были довольно дорогие иконы; дьяк периодически делал пожертвования в монастыри и сам окончил жизнь монахом. Известен случай, когда Иван Грамотин некоторое время запрещал шведскому послу А.Д.Рубцову (бывшему российскому подданному) посещать православные храмы, опасаясь, что тот «отступил в римскую и в иные веры». B результате шведский посол получил разрешение молиться в русских храмах от самого патриарха Филарета, лично знакомого с Рубцовым318. B данном случае посольский дьяк оказался более последовательным «ревнителем благочестия», чем сам патриарх. Грамотин, безусловно, относился к порожденному Смутой поколению русских людей, которых, по выражению В.О.Ключевского, «нужда впервые заставила заботливо и тревожно посматривать на еретический Запад в чаянии найти там средство для выхода из домашних затруднений, не отрекаясь от понятий, привычек и верований благочестивой старины»319.
Иван Грамотин занимался и литературной деятельностью - его перу принадлежит одна из редакций (шестая по счету) «Сказания о битве новгородцев с суздальцами». B этом произведении повествуется о сражении, выигранном новгородским войском в 1170 г. у войск владимиро-суздальского князя благодаря «чудесному заступничеству» иконы Божьей Матери Знамения. Особенностью грамо- тинской редакции «Сказания...» является сочувственное отношение автора к «самовластью» новгородцев, которые «сами себе избираху» князей, и осуждение суздальских князей, которых Грамотин обвиняет в зависти к богатству Новгорода. Л.А.Дмитриев датировал написание этого произведения 30-ми годами XVII в., основываясь на том, что в заглавии «Сказания...» указано - «Сия повесть слогу печатника Иоанна Тарасевича Грамотина»320. Однако выше указывалось, что Грамотин имел чин печатника дважды: в 1610-1612 гг. и в 1634-1638 гг. Поэтому написание «Сказания» может быть отнесено и к более раннему периоду.
Можно предположить, что «Сказание о битве новгородцев с суздальцами» было написано Иваном Грамотиным в конце 1610 г. - начале 1611 г. B пользу этой версии можно привести некоторые аргументы. Начальная граница этого временного отрезка соответствует времени подписания Сигизмундом III указа о назначении Грамотина судьей Посольского приказа, думным дьяком и печатником (29 ноября 1610 г.) Именно с данного момента Иван Тарасьевич официально получил право подписываться «с вичем», хотя печатником он именовал себя уже в сентябре 1610 г., в письме ко Льву Сапеге. Заслуживает внимания и тот факт, что празднование чуда иконы Богоматери, заступничеству которой приписывалась победа новгородцев, относится к 27 ноября, а указ о назначении И.Т.Грамотина печатником был подписан 29 ноября. Это позволяет предположить, что написание грамотинской редакции «Сказания...» было своего рода благодарностью Ивана Тарасьевича чудотворному образу, покровительством которого OH мог объяснить свое возвышение.
Работа над «Сказанием...», вероятно, завершилась не позднее начала 1611 г. B марте 1611 г. в Новгороде произошло восстание, причем был убит воевода И.М.Салтыков, присягнувший королевичу Владиславу. B июле того же года Новгород Великий заключил со Швецией (противницей Польши) договор об избрании на российский престол королевича Карла-Филиппа. После упомянутых событий печатник Грамотин, будучи сторонником поляков, вряд ли мог с похвалой отозваться о «самовластии» новгородцев, самостоятельно избиравших себе князей.
B пользу датировки грамотинской редакции «Сказания...» 16101611 гг. можно привести еще один аргумент. Положительную характеристику новгородского «самовластия» Грамотиным трудно объяснить, если принять версию о написании произведения в 30-е годы XVII в. - подобный выпад против монархического принципа власти был в то время по меньшей мере неуместен. И, напротив, для конца 1610 г. такая трактовка событий XII столетия вполне объяснима: тогда в Москве ожидали скорого воцарения польской династии (которую бояре «сами себе избираху»). B этих условиях разгром «самовластными» новгородцами суздальских князей (предков пресекшейся московской ветви Рюриковичей, а также свергнутых Шуйских) мог оцениваться приверженцами королевича Владислава положительно. B 1630-е гг., когда Иван Тарасьевич Грамотин занимал руководящие посты при дворе Михаила Романова, подчеркивавшего свое родство с Рюриковичами, печатник вряд ли осмелился бы одобрить разгром суздальских князей. Поэтому можно предположить, что написание грамотинской редакции «Сказания...» относится не к 30-м годам XVII в., а к рубежу 16101611 гг., и ее текст, таким образом, является литературным памятником эпохи Смутного времени.
Петр Алексеевич Третъяков. После освобождения Москвы от польского гарнизона главой Посольского приказа во временном правительстве, а затем и в правительстве Михаила Романова, стал Петр Алексеевич Третьяков. До последнего времени специальных работ, посвященных биографии этого человека, не было. Лишь недавно был опубликован очерк Б.А.Куненкова, посвященный жизни и государственной деятельности посольского дьяка П.А.Третьякова321. B настоящей работе, следовательно, не имеет смысла воспроизводить биографию Третьякова во всех подробностях. B данном исследовании будут прослежены лишь основные этапы жизненного пути этого человека, а также приведены сведения, позволяющие уточнить ряд спорных моментов в биографии судьи Посольского приказа Петра Третьякова.
До настоящего момента является нерешенным вопрос о происхождении П.А.Третьякова. По предположению Н.П.Лихачева, Петр Алексеевич Третьяков был сыном Третьяка Лошакова, убитого в 1552 г. под Казанью. При этом Н.П.Лихачев отождествлял П. Третьякова с П.Лошаковым, служившим в 1605-1607 гг. в Разрядном приказе322. С.Б.Веселовский высказал предположение, согласно которому Петр Третьяков был сыном Третьяка Семенова Федорова, продавшего в 1551/52 г. принадлежавшую ему половину села в Дмитровском уезде, а в 1595 г. упомянутого в документах в качестве думного дьяка Ямского приказа. Отвергая тождество Третьякова и Лошакова, С.Б.Веселовский, тем не менее, ошибочно приписал П.А.Третьякову факт из биографии П.Лошакова - службу в Разрядном приказе в июле 1605 г., при Лжедмитрии I323. Б.А.Куненков, приводя в своей работе обе точки зрения, не склоняется окончательно ни к одной из них, оставляя вопрос о происхождении П.А.Третьякова открытым324.
Следует отметить, что обе вышеприведенные версии не разъясняют происхождения фамилии и отчества Петра Алексеевича Третьякова: отец будущего судьи Посольского приказа, безусловно, должен был носить имя Алексей, а Третьяком, соответственно, мог именоваться его дед, а не отец. Кроме того, есть основания утверждать, что Петр Третьяков и Петр Лошаков - два разных лица. П.Лошаков впервые упоминается в источниках летом 1605 г.: во время похода самозванца из Тулы к Москве Лошаков был дьяком «в Розряде»325. 14 июля 1605 г., как указывалось выше, он по- прежнему был дьяком Разрядного приказа326. 17 ноября 1605 г. в документах упоминаются дьяки Разрядного приказа И.Стрешнев, Т.Витовтов, П.Лошаков327. Петр Лошаков продолжал службу в этом ведомстве и в 1607 г.: в материалах Посольского приказа сохранилась память от 24 апреля 1607 г., отправленная в Разрядный приказ дьякам Т.Витовтову, И.Карташеву и П.Лошакову328. B 1607 г. дьяк Петр Лошаков участвовал в походе царя Василия Шуйского под Тулу против И.И.Болотникова (поход завершился в октябре 1607 г. взятием этого города)329. Как видно, в 1605-1607 гг. карьера Петра Лошакова была связана с Разрядным приказом, где на протяжении этих трех лет он имел чин дьяка.
Факты биографии Петра Алексеевича Третьякова не совпадают с данным этапом жизни Петра Лошакова. Долгое время считалось, что наиболее раннее упоминание о П.А.Третьякове относятся к 1605-1606 гг. (С.Б. Веселовский ошибочно приписывал ему службу в Разрядном приказе в 1605 г.; С.А.Белокуров впервые упоминает
Петра Третьякова как подьячего Посольского приказа в 1606 г.)330 Однако, в материалах делопроизводства Посольского приказа удалось обнаружить более раннее упоминание о Петре Алексеевиче Третьякове. B голландских столбцах сохранилась челобитная Петра Третьякова, поданная им на царское имя в 1615 г., когда он уже занимал пост судьи Посольского приказа. B этом документе Третьяков сообщал: «в 111-м году посылал царь Борис к датцкому Хрис- тьяну королю в посланникех Офонасья Власьева, а с ним... посылал меня, холопа твоего»331. Позднее, в июне 1616 г., в царской грамоте, отправленной в Любек, было записано: «Извещал нашему царскому величеству... думной посольский дьяк Петр Третьяков: во сто первом на десять году блаженные памяти... царь... Борис Федорович... посылал к датцкому Христьяну королю в посланникех... посольского дьяка Офонасья Власьева, а он, Петр, был с Офонась- ем в те поры в секретарех»332. Из приведенных выдержек следует, что Петр Алексеевич Третьяков участвовал в посольстве Афанасия Власьева в Данию в июле 1603 - апреле 1604 гг., причем исполнял в составе этой миссии функции подьячего для письма (секретаря). Вероятно, в то время П.Третьяков уже являлся подьячим Посольского приказа, с которым была в дальнейшем связана его жизнь вплоть до 1608 г. B списке подьячих, служивших в Посольском приказе при А.И.Власьеве (этот список, вероятно, отражает состояние штата дипломатического ведомства на 1604-1605 гг.), имя Третьякова не названо333. По всей видимости, в то время П.Третьяков, как и В.Телепнев, занимал должность «молодого» подьячего (они не перечислены в росписи поименно). Следующее упоминание о Петре Третьякове относится к 1606 г., когда Посольский приказ был возглавлен В.Г.Телепневым. B начале царствования Василия Шуйского в дьяки был пожалован первый подьячий Посольского приказа Андрей Иванов, отправлявшийся с посольством в Польшу. Ero место в штате подьячих дипломатического ведомства было занято Петром Третьяковым: «А при царе Василье Ивановиче был в Посольском приказе диак Василей Телепнев, и Ондрею Иванову из подьячих велено быть во диацех, а на ево место был в подьячих Петр Третьяков, поместной оклад ему был 500 чети, денег 50 рублев»334. B качестве посольского подьячего П.А.Третьяков упоминается и 12 ноября 1607 г., когда по распоряжению Василия Телепнева он ходил «выговаривать» польским послам за их попытку самовольно уехать из Москвы335. B июне 1608 г. первый подьячий Посольского приказа Третьяков отъехал из Москвы в Тушинский стан второго самозванца336. Таким образом, жизнь и деятельность Петра Алексеевича Третьякова в 1603-1608 гг. была связана с Посольским приказом, где он служил подьячим, в то время как Петр Лошаков в это же время числился дьяком Разрядного приказа. Таким образом, отождествлять Петра Третьякова с Петром Лошаковым нет оснований.
Можно выдвинуть еще одну гипотезу о происхождении П.А.Третьякова. Возможно, он был выходцем из знатного рода Третьяковых-Головиных (Ховриных), выехавших на службу к московским государям в конце XV в. из крымского княжества Феодо- po, и занимавших высокие посты в Московском государстве в XVI столетии. B пользу этой версии можно привести несколько аргументов. Во-первых, во вкладной книге Троице-Сергиева монастыря вклады по смерти думного дьяка Петра Третьякова записаны вместе с вкладами Третьяковых-Головиных: там же упоминаются Иван Иванович, Борис Семенович и Фома Третьяковы337. Во-вторых, в «Боярских списках» рубежа XVI-XVII столетий упоминается Алексей Фомич Третьяков, служивший в 1577 г. в стольниках, а в 1598/99 г. - в московских дворянах338. Если принять версию о том, что А.Ф.Третьяков был отцом П.А.Третьякова, то снимается вопрос об отчестве посольского дьяка: в этом случае он действительно должен именоваться Петром Алексеевичем Третьяковым. B- третьих, известно, что А.Ф.Третьяков и его брат С.Ф.Третьяков владели вотчинами в Московском (села Хорошево, Витенево, Хов- рино)339, Ростовском (село Судино)340, Костромском (села Олекси- но и Широково)341 уездах. B начале XVII в. Алексей Третьяков был крупным землевладельцем: в поход против Лжедмитрия в 1604 г. он выставил 26 всадников342. Позднее, в 1608 г., возглавив Поместный приказ у Тушинского вора, Петр Третьяков получил земельные пожалования в тех же местах, где имели вотчины Третьяковы- Головины: село Сулось в Ростовском уезде и село Васильевское в Суздальском уезде343 (село Широково Костромского уезда, принадлежавшее Третьяковым, было расположено «на реке Шаче на Суздальском рубежу»)344. Учитывая, что все земельные пожалования в Тушинском лагере должны были осуществляться с ведома поместного дьяка, следует полагать, что вышеназванные села выбрал для себя сам Петр Третьяков.
Кроме того, предположение о знатном происхождении П.А.Третьякова объясняет его стремительную карьеру в начале правления Василия Шуйского, а затем в окружении Лжедмитрия II, при «семибоярщине» и Михаиле Романове. B 1606 г., после убийства «расстриги», Петр Алексеевич выдвинулся на должность первого посольского подьячего, обойдя в карьерном продвижении других подьячих, имевших гораздо больший опыт дипломатической работы. B Тушино Третьяков практически сразу был пожалован из подьячих в думные дьяки Поместного приказа. Здесь он также оказался на более значимых постах, чем другие сторонники самозванца, ранее стоявшие в служебном отношении выше него. Например, И.Т.Грамотин, отъехавший в Тушино из Пскова вскоре после Третьякова, в сентябре 1608 г., мог рассчитывать на большую благосклонность при дворе Лжедмитрия, поскольку при «царе Димитрии Ивановиче», за которого выдавал себя второй самозванец, он имел чин думного дьяка и руководил Поместным и Посольским приказами. При царе Василии Шуйском Грамотин, как говорилось выше, подвергся опале и был выслан из столицы. Однако Иван Грамотин, приехавший в Тушино дьяком, оставался в этом чине вплоть до 1610 г., когда перешел на сторону короля Сигизмунда. B то же время Петр Третьяков, занимавший при «царе Димитрии» скромную должность подьячего и не только не подвергшийся опале, но и возвышенный врагом Тушинского вора Василием Шуйским до первого подьячего Посольского приказа, был немедленно пожалован Лжедмитрием II в думные дьяки одного из важнейших ведомств (думным дьяком П.А.Третьяков именует себя уже в письме к Я.Сапеге в декабре 1608 г.)345 Вероятно, возвышение Третьякова в Тушино объясняется не его тождеством с разрядным дьяком Петром Лошаковым, как предположил Б.А.Куненков346, а принадлежностью Петра Алексеевича к знатному роду. Этим же, вероятно, объясняется и тот факт, что в августе 1610 г. П.Третьяков был назван в числе самых родовитых сторонников Лжедмитрия, вместе с М.Турениным, Ф.Долгоруким, А.Сицким, Ф.Засекиным, А.Нагим, Г.Сунбуловым, Ф.Плещеевым347. Позже, после капитуляции польского гарнизона в Кремле в конце 1612 г., Петр Третьяков был едва ли не единственным из дьяков, который сидел с поляками в осаде и не подвергся со стороны ополченцев даже временной опале (его товарищи по чину были наказаны за сотрудничество с поляками: Ф.Андронов казнен; И.Безобразов, С.Соловецкий, Б.Замоч- ников подвергнуты пыткам (причем последний скончался)348, Е.Кувшинов лишен дьячества; Е.Витовтов, И.Грамотин и В.Янов, находившиеся в тот момент в Польше, были провозглашены изменниками). Наказания не понесли люди родовитые: официально они считались «пленными» у поляков. Петр Третьйков также не был наказан; напротив, вскоре после освобождения Москвы его поставили во главе Посольского приказа. Bce это позволяет предположить, что П.А.Третьяков происходил из знатного рода.
B пользу предположения о знатном происхождении дьяка Третьякова свидетельствует и следующий факт. B документации Посольского приказа 1615-1616 гг. судья Посольского приказа именуется «с вичем»349. B марте 1618 г. П.А.Третьяков был включен в состав комиссии, которая должна была отправиться на мирные переговоры с польскими дипломатами. При этом во всех случаях, когда перечислялись имена членов русской делегации, в тексте были оставлены пустые места под отчество Петра Третьякова, а в одном месте имя думного дьяка было написано полностью, «с ви- чем» - «Петру Алексеевичю Третьякову»350. Обыкновенно же имена думных дьяков в официальных документах писались вовсе без отчества.
Попытаемся разобраться в причинах, по которым выходец из рода Третьяковых-Головиных начал службу в приказной системе. Возможно, это было следствием опалы, какой были подвергнуты Головины в конце XVI в. в период регентства Бориса Годунова. Они стали первыми представителями знати, на которых была положена опала после смерти Ивана Грозного. Члены этого семейства находились в ссылке на воеводствах в окраинных городах вплоть до прихода в Москву Лжедмитрия. Известно, что Головины были давними сторонниками князей Шуйских, составлявших в конце XVI в. оппозицию Борису Годунову351. B «Боярских списках» рядом с именами Третьяковых-Головиных имеются пометки, свидетельствующие о том, что они также находились в немилости. Так, в списке 1588-1589 гг. рядом с именем А.Ф.Третьякова были записаны слова «отослан, у пристава»352; в списке 1598-1599 гг. имя А.Ф.Третьякова было зачеркнуто, рядом с ним помещена запись - «в Сибирь»353. Василий Алексеевич Третьяков (вероятно, брат Петра Алексеевича) в списке жильцов 1602-1603 гг. стоит последним354. Кроме того, по наблюдениям А.П.Павлова, дети представителей знати редко служили в жильцах355. По всей видимости, опала семейства Головиных стала причиной службы П.АТретьякова подьячим в Посольском приказе. Интересно также, что начало быстрого карьерного продвижения Петра Третьякова относится ко времени воцарения Василия Шуйского, сторонниками которого были Головины.
Таким образом, начальный период биографии Петра Алексеевича Третьякова восстанавливается следующим образом. Петр Третьяков родился в семье Алексея Фомича Третьякова, вероятно, на рубеже 70-80 гг. XVI в. (в это время А.Ф.Третьяков бьш стольником, а стольники, по данным А.П.Павлова, в массе своей были людьми молодыми; сын А.Ф.Третьякова и брат Петра Алексеевича Василий в начале XVIl в. был жильцом, которые в большинстве случаев также были молодыми)356. После опалы, которой был подвергнут род Головиных в 80-е годы XVI в., Петр Алексеевич Третьяков, вероятно, был вынужден по вступлении в зрелый возраст начать службу в каком-либо из московских приказов. Служить в Посольском приказе Третьяков начал на рубеже XVI-XVII вв. (в списке посольских подьячих 1594 г. он еще не назван, а в 1603-1604 гг. он уже участвовал в посольстве А.И.Власьева в Данию). До середины 1608 г. Петр Алексеевич служил в дипломатическом ведомстве, где с мая - июня 1606 г. бьиі первым подьячим. После прихода под Москву войска Лжедмитрия II подьячий Третьяков перешел на его сторону и был пожалован им в думные дьяки.
B 1608-1609 гг. П.А.Третьяков был одним из ближайших сподвижников «Тушинского вора», возглавляя «воровской» Поместный приказ и участвуя в боевых действиях. B конце ноября 1609 г. Петр Третьяков вместе с «воровским» воеводой князем Григорием Шаховским отправил послание польским послам, ехавшим на переговоры в Тушино. B письме содержалось требование сократить посольскую свиту до 100 человек357, поскольку сторонники самозванца полагали (и не без оснований), что целью польских дипломатов являлся раскол тушинского лагеря. После бегства самозванца из Тушино Третьяков последовал за ним в Калугу, где по-прежнему руководил Поместным приказом. Немецкий наемник Конрад Буссов обвинял П.А.Третьякова в том, что в Калуге он был одним из доносчиков Лжедмитрию II на служивших ему немцев: «Ложные доносы на немцев делали советники Димитрия, а именно: князья Григорий Шаховской, Трубецкой, Рындин, Петр Алексеевич, Михаил Константинович Юшков, Третьяков, Никифорович и еще некоторые другие. Bce они получили и заняли те превосходные поместья, которые в свое время Димитрий дал немцам за верную службу. Поэтому они опасались, что если немцы останутся в милости, то эти поместья могут быть у них отняты и снова отданы немцам»358. По-видимому, Буссов ошибочно упомянул поместного дьяка в этом отрывке дважды - как Петра Алексеевича и как Третьякова. После свержения в Москве Василия Шуйского П.А.Третьяков изменил Лжедмитрию и уже 28 августа 1610 г. «принес вину» королевичу Владиславу359. Вскоре, лишенный думного чина, Петр Третьяков вместе с воеводой И.М.Салтыковым был отправлен приводить к присяге польскому принцу Новгород Великий. B ноябре 1610 г. Салтыков и Третьяков уведомили своей грамотой короля Сигизмунда о том, что Новгород присягнул Владиславу360. После этого Петр Алексеевич был дьяком в Новгороде и оставался на этом посту, вероятно, до марта 1611 г., когда город восстал против московского правительства.
Сведения о деятельности Третьякова в последующие полгода отсутствуют. Вероятно, по окончании новгородского восстания он отправился в подмосковный лагерь Первого ополчения, где 20 августа 1611 г. упоминается уже в качестве думного дьяка Поместного приказа. B ополчении Д.Т.Трубецкого и И.М.Заруцкого Петр Третьяков оставался до декабря 1611 г. Вскоре П.А.Третьяков вновь перешел на сторону королевича Владислава: 25-26 января 1612 г. он
скрепил своей подписью «увещательные грамоты» в Ярославль и Кострому, призывая жителей этих городов подчиниться сыну короля Сигизмунда361. Можно предположить, что перебежавший в Кремль в начале 1612 г. Петр Алексеевич Третьяков возглавил столичный Посольский приказ вместо бежавшего в это же время в Польшу Ивана Грамотина. Косвенным подтверждением этой мысли является то, что после освобождения Москвы именно Третьяков был поставлен во главе Посольского приказа «временного правительства» - «Совета всея земли» как представитель администрации, сотрудничавшей с поляками (вместе с ним приказ возглавил сторонник Ополчения Романчуков). Однако прямых доказательств данной гипотезы обнаружить не удается. -" -,
Следующее (после января 1612 г.) упоминание Третьякова в источниках относится к ноябрю 1612 г., когда Москва была освобождена от польского гарнизона. Неясным остается вопрос о том, перешел ли П.Третьяков на сторону ополчений до капитуляции поляков, или вышел из Кремля вместе с московским правительством королевича Владислава. Б.А.Куненков предположил, что Третьяков примкнул к отрядам К.З.Минина и Д.М.Пожарского ранее июня 1612 г., поскольку можно отметить определенные текстологические совпадения между грамотой, отправленной Пожарским 20 июня 1612 г. к императору Рудольфу II, и наказами, составленными для русских послов в 1613 г., когда П.А.Третьяков стоял во главе Посольского приказа362. Однако, это не является бесспорным доказательством того, что Третьяков в июне 1612 г. находился в ополчении и был автором грамоты, направленной в Империю. Текстологические совпадения грамоты и посольских наказов могут объясняться и тем, что в 1613 г. Посольский приказ при составлении документации для посольств за границу пользовался материалами, накопившимися в его архиве за предыдущие годы. Подобная практика была достаточно распространенной: например, можно обнаружить текстологические совпадения между наказом И.Кондыреву и М.Неверову, отправленным во Францию в 1615 г., и наказом М.Татищеву и А.Иванову, выехавшим в Грузию в 1604 г. (в части, где говорится о гибельных последствиях вражды между христианскими народами)363. Наконец, текстологические совпадения в грамотах 1612 и 1613 гг. могут быть объяснены и пребыванием летом 1612 г. в лагере Второго ополчения дьяка Саввы Романчукова, который позднее стал вторым посольским дьяком. Таким образом, доказать тезис о переходе Петра Третьякова на сторону ополченцев еще до капитуляции польского гарнизона Кремля не удается.
15 ноября 1612 г. Петр Третьяков подписал грамоту от Земского совета в Новгород. Спустя неделю, 21 ноября, он упоминается уже в качестве дьяка Посольского приказа. Думный чин бьш пожалован ему 13 июня 1613 г. (столь длительный промежуток времени между назначением на должность главы Посольского приказа и производством в думные дьяки объясняется, скорее всего, тем, что Третьяков возглавил дипломатическое ведомство в условиях междуцарствия - Михаил Романов венчался на царство лишь 11 июня). Именно Петр Алексеевич Третьяков скрепил своей приписью «грамоту утвержелную» об избрании на престол Михаила Федоровича; позднее эта грамота хранилась в Посольском приказе364. B день царского венчания Петру Третьякову было поручено сообщить боярам их места и функции в этой церемонии365.
Став главой российской дипломатии, П.А.Третьяков принимал активное участие в восстановлении дипломатических связей с соседними державами. 23 марта 1613 г. им были отправлены грамоты в Рязань и Казань - дьяк распорядился улучшить содержание находившихся там ногайских послов, приехавших еще при Василии Шуйском. 18 августа 1613 г. Третьякову была доставлена грамота ногайского князя Иштерека, присланная из Тобольска. B тот же день Третьяков распорядился отправить ногайских посланников в Москву366. B 1613 г. под руководством П.А.Третьякова были подготовлены посольства в Империю и Голландию, Данию, Англию, Крым, Турцию, Персию, Ногайскую Орду. Целью всех этих миссий было известить о восшествии на престол Михаила Федоровича и добиться помощи зарубежных держав в борьбе против Польши и Швеции. Факт участия Петра Третьякова в составлении документации для послов подтверждается тем, что в черновике наказа посланникам в Крым А.Лодыженскому и П.Данилову в конце текста сохранилась его подпись367. Посольства 1613 г. частично справились со своими задачами: все державы, кроме Империи и Речи Посполитой, признали законность прав Михаила Романова на российский престол; дипломатические отношения, прерванные Смутой, были возобновлены, однако военной помощи Московскому государству никто не оказал.
Помимо подготовки посольств, Петру Третьякову приходилось участвовать в аудиенциях и переговорах с иностранными дипломатами. B 1614-1615 гг. в Москве принимали послов из Англии, Дании, Голландии, Крыма, Турции, Персии, Ногайской Орды и ряда других держав. 29 июня 1614 г. Третьяков расспрашивал в Посольском приказе ногайского гонца368; в январе - мае 1615 г. принимал в Посольском приказе голландского гонца Исаака Maccy и 31 мая участвовал в аудиенции этому дипломату369; 1 января 1615 г. Третьяков присутствовал на приеме английского посла Джона Меррика, а затем входил в состав ответной комиссии на переговорах с ним370;
13 января 1615 г. П.Третьяков вел переговоры с персидским гонцом Ходжи-Муртозой371. Вплоть до весны 1618 г. думный дьяк Петр Третьяков был неизменным участником всех аудиенций, переговоров и иных дел дипломатического характера. He во всех начинаниях посольскому дьяку сопутствовал успех. Так, в 1615-1616 гг. сорвались мирные переговоры между Московским государством и Польшей, причем позднее автор «Нового летописца» возложил вину в этом на Петра Алексеевича Третьякова: «Всему же тому доброму делу и посольству было разрушение от дьяка Петра Третьякова». Судью Посольского приказа обвиняли также в изменнических связях со шведами, оккупировавшими Новгород372. B целом, однако, результаты государственной деятельности П.А.Третьякова следует оценить положительно. B годы руководства Третьякова Посольским приказом дипломатические связи с соседними государствами были не только восстановлены, но и расширены: русские дипломаты посетили новые для российской внешней политики страны; начался обмен посольствами с Голландией. Одним из важнейших результатов деятельности Посольского приказа в 16131617 гг. стало заключение Столбовского мира между Московским государством и Швецией в феврале 1617 г. Анализируя внешнеполитическую деятельность П.А.Третьякова, можно прийти к выводу, что судья Посольского приказа был вполне самостоятельным руководителем дипломатического ведомства. Вряд ли можно согласиться с мнением Б.А.Куненкова, считающего, что Третьяков не был хорошим специалистом и «должен бьиі нуждаться в помощи чиновников - профессионалов», каковым стал его заместитель С. Романчуков. Б.А.Куненков высказал мысль, согласно которой в
1612- 1618 гг. Посольским приказом управлял «дуумвират»373. Однако, материалы делопроизводства Посольского приказа не позволяют сделать вывода о том, что деловые отношения судьи приказа и его заместителя в данный период в чем-либо отличались от аналогичных отношений в последующее время. Безусловно, как и все другие руководители Посольского приказа, Петр Третьяков нуждался в высококвалифицированных специалистах, но при этом не следует недооценивать уровня профессионализма самого судьи ведомства, имевшего опыт работы в подьячих Посольского приказа. Кроме того, известны случаи, когда П.А.Третьяков вел переговоры с иностранными дипломатами совершенно самостоятельно, без участия второго посольского дьяка (как, например, в декабре 1614 - январе 1615 гг. с персидским гонцом)374.
Оценивая государственную деятельность П.АТретьякова, следует отметить, что помимо Посольского приказа он руководил Устюжской четвертью (С.Б.Веселовский указывает, что это ведомство было возглавлено Третьяковым 2 апреля 1616 г.375, однако в источниках удается обнаружить более раннее упоминание о руководстве П.А.Третьякова Устюжской четью, относящееся к 13 сентября 1614 г.376). Кроме того, Третьяков руководил приказом Казанского дворца ^поминается как глава этого учреждения 8 февраля, 18 мая и 21 июня 1616 г.)377; в июне 1617 г. П.АТретьяков вместе с И.Б.Черкасским пересматривал жалованные грамоты после отмены тарханов378.
Петр Третьяков бьш одним из самых богатых людей в своем чину и крупным землевладельцем. Ему принадлежали поместья и вотчины в Вологодском и Арзамасском уездах379; в 1617 г. он обменял свое вологодское поместье на поместье в Рязанском уезде380. Годовое денежное жалованье думного дьяка Третьякова составляло 200 рублей381. Как и И.Т.Грамотин, П.А.Третьяков бьш нечист на руку: в 1646 г. русские купцы жаловались царю на иноземцев, получивших грамоты на льготы посулами этим посольским дьякам. Недовольны Третьяковым были и иностранные купцы, в частности, голландцы. И.Масса в своих донесениях сообщал о смерти посольского дьяка Третьякова с нескрываемой радостью382.
От руководства Посольским приказом П.А.Третьяков отошел, вероятно по состоянию здоровья, незадолго до смерти. Последняя из сохранившихся подорожных грамот, выданных по памяти за приписью Третьякова, датирована 3 сентября 1617 г.383; после этого с 7 сентября 1617 г. по 30 июня 1618 г. подорожные дипломатам и иностранцам выдавались по памятям за приписью дьяка Саввы Романчукова384. B Описи 1626 года сохранилась запись о приеме посла от крымского царевича Шан-Гирея - Эминшертя - дьяком Саввой Романчуковым385 (последнее, согласно сохранившимся документам, имело место в марте 1618 г.)386 20 марта 1618 г. калмыцких послов принимал в Посольском приказе один Савва Романчу- ков, причем в столбце было записано, что Петр Третьяков в это время был болен387. 29 марта 1618 г. П.А.Третьяков присутствовал на аудиенции, данной ногайским и калмыцким послам388. Последнее упоминание в документах об исполнении Петром Третьяковым обязанностей посольского дьяка относится ко 2 апреля 1618 г., когда он принимал в Посольском приказе крымских послов389. Вероятно, Петр Алексеевич заболел и окончательно отстранился от руководства приказом в апреле: 12 апреля 1618 г. распоряжения о финансировании посольства в Персию отдавал уже его заместитель С.Романчуков390. 1 мая 1618 г. Третьяков должен был присутствовать на аудиенции крымскому послу Шебан-аге (церемониал был составлен заранее), однако вместо него функции главы Посольского приказа на приеме исполнял дьяк Савва Романчуков391. 2 мая
И.Т.Грамотину было поручено замещать судью Посольского приказа в переговорах со шведскими послами.
Точная дата смерти Петра Третьякова неизвестна. Еще в марте 1618 г. он был назначен участвовать в предполагавшемся съезде с польскими послами392. 10 и 14 мая из Посольского приказа в Разрядный и Стрелецкий приказы были отправлены памяти, отписки по которым указали переслать в Посольский приказ дьякам П.Третьякову и С.Романчукову393. Вероятно, на тот момент еще была надежда на возвращение Петра Алексеевича к руководству дипломатическими делами. 16 мая 1618 г. Вожезерскому монастырю была дана жалованная несудимая грамота за приписью П.А.Третьякова394. 13 июня 1618 г. супруга Петра Алексеевича, Варвара, уже упоминала в своей челобитной, что ее мужа «не стало»395. Перед смертью Петр Третьяков постригся в монахи под именем Павла; его вотчина в Арзамасском уезде отошла вдове и сыновьям Ивану и Юрию396. Троице-Сергиев монастырь получил по смерти думного дьяка необычно маленький для человека его социального положения вклад - 20 рублей. Возможно, это объясняется обстоятельствами времени - на Москву в тот момент надвигалось войско польского королевича Владислава. Спустя 10 лет после смерти П.А.Третьякова его вдова Варвара пожаловала монастырю драгоценный крест стоимостью в 200 рублей (этот крест позднее бьиі использован при крещении царевича Алексея Михайловича)397.
Роль Византийского наследия в дипломатии Средневековой Руси
Образцом для варварских королевств была дипломатическая служба в Восточной Римской (Византийской) империи. Сохранив старые римские традиции, все более изощряясь в новой, сложной и опасной обстановке, когда чаще приходилось полагаться на хитрость и интригу, чем на силу, византийская дипломатия оказала огромное влияние на всю дипломатию средневековья.
Принципы и методы византийской дипломатии во взаимоотношениях с «варварскими» государствами включали в себя, прежде всего, установление межгосударственных договорных отношений, вводивших международную политику в правовое русло, теоретически препятствовавшее неожиданных набегов, разгрому городов, оказанию военного давления, что и подтверждают договоры Византии с Русью в 907 и 911 годах.
Именно с этих договоров и начались дипломатические отношения с Византией. Так как Русь только образовалась как государство, древняя и сильная Византия оказала большое влияние на Русь, в частности на ее дипломатию.
Одним из самых важных факторов распределения своего влияния на окружающий мир Византия считала христианство. Причем вера и церковь являлись не только фактором духовного, культурного взаимодействия, но и мерой разрешения политических конфликтов. Вместе с христианством на Русь пришли первые письменные законы – византийские номоканоны – кормчая книга. После принятия христианства повысился международный авторитет Руси, она стала полноправным членом христианской Европы.
Определяющее влияние византийских норм сказалось в использовании византийских весовых и денежных мер - литр (в тексте договора 911 года), система летоисчисления и датировка акта (договоры 911 и 944 гг.)
Использование символики ритуала и большого престижного значения византийской титулатуры – также один из методов византийской дипломатии, отраженный и в русско-византийских договорах. Самое важное заимствование из византийской символики было, конечно, з аимствование герба – двуглавого орла.
Наряду с символикой титулатуры и дипломатического этикета, очень важное место в отношениях с чужеземцами уделялось церемониям приемов, торжественных обедов, официальных и неофициальных бесед. Ритуал подобных целых представлений был строго дифференцирован в зависимости от ранга гостя, последовальность «мизансцен» досконально расписывалась в руководствах по приемам послов и режиссировалась. Прекрасным образцом такого памятника, особенного для изучаемого периода, является трактат «О церемониях византийского двора» 0 обрядник, авторство которого до последнего времени относили к императору Константину VII Багрянородному. В к ниге приводятся примеры организации приемов различных иноземных послов, именно благодаря этому произведению мы столь подробно знаем обстоятельства посольства княгини Ольги. Обращалось внимание на эстетическое, эмоциональное воздействие на гостей увиденного в византийской столице. С этой целью демонстрировались императорские и церковные сокровища, памятники искусства, драгоценности. Этой же цели служили и богатые подарки визитерам, поднесение которых сопровождалась особым ритуалом. Многие такие ритуалы переняли русские дипломаты у византийцев и широко их использовали.
После падения Византийской империи Россия стала считать себя ее преемницей. Теория Москва – третий Рим стала очень популярной в России в XVI веке. Идея подразумевала, что вслед за Константинополем Москва станет столицей христианства в Европе и будет покровительницей всех христиан. Таким образом поднялся бы статус Русского государства.
Византийская дипломатия сильно воздействовала на русскую, и ее влияние прослеживается в дипломатии Средневековой Руси.
Посольский обряд
В XVI-XVII веках сформировался, так называемый Посольский обряд, т.е. дипломатический этикет. Так как русские дипломаты очень много переняли у своих иностранных коллег, в Москве сложился довольно сложный этикет. Основа обряда была западная, но она приобрела закостенелый характер и обросла азиатскими условностями. За время существования Посольского приказа произошло немало казусов, связанных с русскими посольствами в других странах. В представлении московских дипломатов все государи делились на ранги, т.е. не каждого государя, русский царь мог считать своим братом. Послы всегда получали от Посольского приказа наказ, так сказать должностные инструкции, что и как делать, как себя вести и.т.д. Неограниченных полномочий они никогда не имели, поэтому при непредвиденных обстоятельствах посылали гонцов в Москву. В наказах строго прописывался церемониал посольства. До аудиенции у царя послам запрещалось вести переговоры с министрами или даже посещать их. Нельзя было представляться государю одновременно с послами других стран. Важными были указания, как приветствовать иностранного государя. Московский этикет не приветствовал унизительного проявления почтения, поэтому государя приветствовали стоя, не садясь на колени. Также московское правительствовало, чтобы государь самолично принимал грамоту у посла. По возвращении послы представляли подробнейший отчет о своей поездке в виде дневника, где по дням было перечислено все, что они говорили, слышали и видели за границей. Не менее сложным был ритуал приема иностранных гостей в столице. На границе послов встречали воеводы пограничного города. С момента вступления на русскую почву послы получали еду в больших количествах, но не самого лучшего качества, на почве чего всегда происходили недоразумения. Послов встречали с почетом, но они также не должны были видеться с должностными лицами до аудиенции у царя. Послы должны представляться в шляпах. Существовало много условностей и обе стороны в равной мере следили друг за другом в соблюдении таковых. Важным ритуалом было подписание договоров. Договоры утверждались под присягой – «крестным целованием». Царь присягал в присутствии иностранных послов. С течением времени режимы послов смягчались.
Становление и формирование Посольского приказа
Посольский приказ, как первое на Руси внешнеполитическое ведомство, дотоле в течение 500 лет отсутствовавшее и не имевшее никакого аналога или хотя бы прообраза, отдаленного подобия, сформировался не сразу, не на основе волевого решения царя или боярской Думы, а складывался и видоизменялся постепенно, в зависимости от конкретных потребностей в течение всего времени своего существования за более чем 150 лет, т. е. с 1549 по 1700 г. (фактически) и по 1717 г. (формально).
Хотя одним из главных направлений политики каждой страны является внешняя политика, в Киевской Руси и до начала правления Ивана III не существовало органа, отвечающего за этот важный аспект. Все вопросы внешней политики решались царем и Боярской Думой. За прием послов отвечали казначеи, а в качестве послов выступали греки и итальянцы, находившиеся на службе у царя. Они обладали более ловким, напористым характером, были более культурны, а потому казались незаменимыми дипломатами. Но с возрастанием роли Русского государства, стало необходимо появление особого органа. В XVI веке появляется орган, ведающий международными сношениями. Он складывался из влиятельных великокняжеских дьяков, которые специализировались на переговорах с иностранными послами. В 1549 был создан «Посольский приказ» и главой был назначен дьяк И.М. Висковатый. Этим назначением было положено начало «Посольскому приказу», как особому органу.
Как учреждение Посольский приказ не был велик; в нем в 1594 - 1601гг. числилось, кроме "посольского думного дьяка" и его товарища, тоже дьяка, всего 15 - 17 подьячих, не считая переводчиков и низшего персонала.
В XVII веке Посольский приказ значительно разросся. С 1620 г. при Посольском приказе регулярно переводились и распространялись так называемые летучие листки (или вестовые письма) - донесения о важных международных делах. На их основе появилась первая русская рукописная газета, составлявшаяся для царя и Боярской думы - "Куранты".
Кроме руководства внешней политикой, в его ведении находились также дела, связанные с проживанием в России иностранных купцов и ремесленников, выкупом пленных, он управлял некоторыми городами, заведовал почтой, судом, сбором таможенных и кабацких доходов.
Это дало повод одному из умнейших его начальников - Ордин-Нащокину - сказать с досадой, что нельзя смешивать "великие государственные дела" с "кружечными", т.е. со сбором доходов с кружечных дворов (кабаков).
Во второй половине XVII века Посольскому приказу подчинялись Малороссийский приказ, приказ Великого княжества Литовского, Смоленский приказ. Государства, которыми ведал Посольский приказ, распределялись по повытьям так:
- 1-е повытье: Папский престол, Священная Римская империя германской нации, Испания, Франция, Англия (и все протокольные вопросы).
- 2-е повытье: Швеция, Польша, Валахия, Молдавия, Турция, Крым, Голландия, Гамбург, ганзейские города, греки и приезды "греческих властей" (Константинопольский патриарх).
- 3-е повытье: Дания, Бранденбург, Курляндия (и все дела, относящиеся к ведению технического обеспечения сношений; переводчики, толмачи, драгоманы, переписчики, золотописцы).
- 4-е повытье: Персия, Армения, Индия, Калмыцкое государство, донские казаки (Донская республика). А также все, что относилось к связи: диппочта и почта в целом, курьеры, гонцы, вестовые, связные, служба обеспечения безопасности дипломатических работников ("расправные дела") и торговое представительство.
- 5-е повытье: Китай, Бухара, Ургенч (Хива), сибирские калмыки (Чжунгарское государство), Грузия. Также обеспечение экипировки посольских работников и оформление приемов.
Разнообразие и обширность функций Посольского приказа в XVII веке потребовали значительного расширения его штатов. В 1689 г. в Посольском приказе было 53 подьячих, 22 переводчика и 17 толмачей.
В Посольском приказе хранились государственные печати (которые прикладывались к дипломатическим и внутриполитическим актам), а также государственный архив, включавший важнейшую внешнеполитическую и внутриполитическую документацию.
Но всё же центральное место в работе Посольского приказа отводилось дипломатии.
Историкам в точности не известно, когда родился Иван Висковатый. Первое упоминание о нем относится к 1542 году, когда этот подъячий писал примирительную грамоту с Польским королевством. Висковатый был достаточно худородным, он принадлежал к мало чем зарекомендовавшей себя дворянской семье. Свою карьеру он построил благодаря собственной старательности, природным талантам и заступничеству покровителей. Современники описывали его как крайне красноречивого человека. Способности оратора были очень важны для дипломата, поэтому неудивительно что со временем Иван Висковатый возглавил именно Посольский приказ (прообраз министерства иностранных дел). Но несмотря на свои заслуги он оказался в числе жертв террора Ивана Грозного.
До середины XVI века вся дипломатическая система Российского государства строилась вокруг великого князя. Он мог делегировать некоторые полномочия в индивидуальном порядке, однако никакого государственного института не существовало.
О положении дел в московской дипломатии того времени можно судить по записям в посольских книгах. Они гласят, что, начиная с 1549 года, недавно венчавшийся на царство Иван Грозный приказал Висковатому принимать привозимые иностранными делегациями официальные грамоты. Тогда же начались первые зарубежные поездки чиновника. В том же 1549 году он отправился к ногайцам и правителю Астрахани Дербышу.
По сравнению со своими коллегами Иван Висковатый отличался еще и низким чином. Он был всего лишь подъячим. Иван Грозный, ценя способности Висковатого, приравнял его к другим более именитым дипломатам – Федору Мишурину и Меньшику Путянину. Так дворянин стал дьяком. Во все том же 1549 году Иван Висковатый внезапно был назначен главой дипломатического ведомства. Он стал первым чиновником такого рода в отечественной истории.
С этого момента Висковатый приступил к активной деятельности, которая по большей части сводилась к встречам с многочисленными иностранными делегациями. К дьяку приезжали послы из Ногайской орды, Литвы, Польши, Казани, Дании, Германии и т. д. Уникальный статус Висковатого подчеркивался тем фактом, что он принимал высокопоставленных гостей в личном порядке. Для таких встреч существовала специальная дьячья изба. О ней в своих письмах упоминал сам Иван Грозный.
Помимо встреч с послами, Иван Висковатый ведал их перепиской с царем и Боярской думой. Дьяк присутствовал на всех предварительных переговорах. Кроме того, он занимался организацией русских посольств за рубеж.
Во время встреч царя с делегациями Висковатый Иван Михайлович вел протоколы переговоров, а его записи позже включались в официальные летописи. Кроме того, государь поручил ему руководство собственным архивом. В этой кладези содержались уникальные документы: всевозможные указы московских и других удельных князей, родословные, бумаги внешнеполитического характера, следственные материалы, правительственное делопроизводство.
Человек, следивший за царским архивом, должен был обладать огромной ответственностью. Именно при Висковатом это хранилище было реорганизовано в отдельное учреждение. Главе Посольского приказа приходилось много работать с бумагами из архива, так как без них было невозможно наводить справки о взаимоотношениях с другими государствами и организовывать встречи с иностранными делегатами.
В 1547 году Москва пережила страшный пожар, который современники назвали «великим». В огне пострадал и архив. Забота о нем и восстановление ценных документов стали первостепенной задачей Висковатого с самого начала пребывания на должности главы дипломатического ведомства.
Благополучная чиновничья судьба Ивана Висковатого сложилась удачной не только благодаря его собственному усердию. За его спиной стояли могущественные покровители, которые опекали и помогали своему протеже. Это были Захарьины – родственники первой жены Ивана Грозного Анастасии. Их сближению способствовал конфликт, разгоревшийся в Кремле в 1553 году. Молодой царь серьезно заболел, и его окружение всерьез боялось за жизнь государя. Висковатый Иван Михайлович предложил венценосцу составить духовное завещание. Согласно этому документу власть в случае смерти Ивана Васильевича должна была перейти к его полугодовалому сыну Дмитрию.
В ситуации неясности будущего родственники Грозного Старицкие (в том числе претендовавший на власть его двоюродный брат Владимир Андреевич), боясь чрезмерного усиления вражеского боярского клана, стали интриговать против Захарьиных. В результате половина двора не стала присягать малолетнему Дмитрию. До последнего колебался даже ближайший советник царя Алексей Адашев. А вот Висковатый остался на стороне Дмитрия (то есть Захарьиных), за что они всегда были ему благодарны. Через некоторое время царь выздоровел. На всех боярах, не пожелавших поддержать притязания Дмитрия, оказалась черная метка.
В середине XVI века основным направлением внешней политики России был восток. В 1552 году Грозный присоединил Казань, а в 1556-м – Астрахань. При дворе главным сторонником продвижения на восток был Алексей Адашев. Висковатый, хоть и сопровождал царя в его казанском походе, с гораздо большим рвением занимался западными делами. Именно он стоял у истоков зарождения дипломатических контактов между Россией и Англией. У Московии (так ее в то время называли в Европе) не было выхода к Балтике, поэтому морская торговля со Старым Светом осуществлялось через замерзающий зимой Архангельск. В 1553 году туда прибыл английский мореплаватель Ричард Ченслер.
В дальнейшем торговец еще несколько раз посетил Россию. Каждый его визит сопровождался традиционной встречей с Иваном Висковатым. Глава Посольского приказа виделся с Ченслером в компании самых влиятельных и богатых русских купцов. Речь, конечно, шла о торговле. Англичане стремились стать монополистами на российском рынке, полном уникальных для европейцев товаров. Важные переговоры, где обсуждались эти вопросы, осуществлял Иван Висковатый. В истории отношений двух стран их первое торговое соглашение сыграло принципиально важную и долгосрочную роль.
Купцы с Туманного Альбиона получили льготную грамоту, полную всевозможных привилегией. Они открыли собственные представительства в нескольких российских городах. Московские негоцианты также получили уникальное право торговать в Британии без пошлин.
Свободный въезд в Россию был открыт для английских мастеров, ремесленников, художников и медиков. Огромный вклад в зарождение столь выгодных отношений между двумя державами внес именно Иван Висковатый. Судьба его соглашений с англичанами оказалась на редкость удачной: они просуществовали вплоть до второй половины XVII столетия.
Отсутствие собственных балтийских портов и желание выйти на западные европейские рынки толкнули Ивана Грозного на начало войны против Ливонского ордена, расположенного на территории современных Эстонии и Латвии. К тому времени лучшая эпоха рыцарей осталась позади. Их военная организация переживала серьезный упадок, и русский царь не без основания считал, что ему сравнительно легко удастся завоевать важные прибалтийские города: Ригу, Дерпт, Ревель, Юрьев, Пернаву. Кроме того, рыцари сами провоцировали конфликт, не пуская в Россию европейских торговцев, мастеров и товары. Закономерная война началась в 1558 году и затянулась на целых 25 лет.
Ливонский вопрос расколол приближенных царя на две партии. Первый кружок возглавил Адашев. Его сторонники считали, что необходимо в первую очередь усиливать свое давление на южные татарские ханства и Османскую империю. Иван Висковатый и другие бояре придерживались обратной точки зрения. Они выступали за продолжение войны в Прибалтике до победного конца.
На первом этапе конфликта с рыцарями все складывалась ровно так, как того хотел Иван Висковатый. Биография этого дипломата представляет собой пример политика, каждый раз принимавшего правильные решения. Вот и теперь глава Посольского приказа угадал. Ливонский орден быстро потерпел поражение. Замки рыцарей сдавались один за другим. Казалось, что Прибалтика уже в кармане.
Однако успехи русского оружия не на шутку встревожили соседние западные государства. Польша, Литва, Дания и Швеция также претендовали на ливонское наследство и не собирались отдавать всю Прибалтику Грозному. Сначала европейские державы пытались остановить невыгодную им войну дипломатическим путем. В Москву потянулись посольства. Встречал их, как полагается, Иван Висковатый. Фото этого дипломата не сохранилось, однако даже не зная его внешности и привычек, можно смело предположить, что он умело отстаивал интересы своего государя. Глава Посольского приказа последовательно отказывался от западного лукавого посредничества в конфликте с Ливонским орденом. Дальнейшие победы русской армии в Прибалтике привели к тому что испуганные Польша и Литва объединились в одно государство – Речь Посполитую. Новый игрок на международной арене в открытую выступил против России. Вскоре войну Грозному объявила еще и Швеция. Ливонская война затянулась, а все успехи русского оружия были сведены на нет. Правда вторая половина конфликта прошла уже без участия Висковатого. К этому времени он уже стал жертвой репрессий своего собственного царя.
Конфликт Грозного с боярами начался в 1560 году, когда внезапно скончалась его первая жена Анастасия. Злые языки распространяли слухи о ее отравлении. Постепенно царь стал подозрительным, его охватила паранойя и страх предательства. Эти фобии усилились, когда за границу бежал ближайший советник монарха Андрей Курбский. В Москве полетели первые головы.
Бояре заточались в тюрьму или предавались казни по самым сомнительным доносам и наветам. В очереди на расправу был и вызывающий зависть многих конкурентов Иван Висковатый. Краткая биография дипломата, однако, говорит о том, что ему относительно долгое время удавалось избегать гнева своего государя.
В 1570 году на фоне поражений в Ливонии Грозный и его опричники решили отправиться в поход на Новгород, жителей которого они подозревали в измене и симпатиях к иностранным врагам. После того кровопролития была решена и печальная судьба Ивана Висковатого. Кратко говоря, репрессивная машина не могла остановиться сама по себе. Начав террор против собственных бояр, Грозный нуждался во все новых предателях и изменниках. И хотя до нашего времени не сохранилось документов, которые бы объяснили, как принималось решение о Висковатом, можно предположить, что его оклеветали новые любимцы царя: опричники Малюта Скуратов и Василий Грязной.
Незадолго до того вельможа был отстранен от руководства Посольским приказом. Кроме того, однажды Иван Висковатый открыто попытался заступиться за терроризируемых бояр. В ответ на увещевания дипломата Грозный разразился гневной тирадой. Висковатый был казнен 25 июля 1570 года. Его обвинили в предательских связях с крымским ханом и польским королем.